— Слушай, — сказал я, когда мы двинули кому-то поддельный "Опиум". — И откуда у тебя такие красивые звезды на щеках?
Валентина дотронулась толстым пальцем с синюшным ногтем до щеки.
— От холода. И у тебя такие появятся, не переживай!
До чего она была хохотушка, даже самые страшные вещи ей были смешными, а больше всего угорала она с тяжелой работы. Хотя я, надо сказать, тогда это все работой не считал — так, болтаешь, тусуешься, холодно просто, а в целом нормас.
Алики сегодня не беспокоили, кто-то ржал, что к метели. Зато мы столкнулись с врагами куда более опасными и куда более изощренными, с ментами. Сначала я вообще ничего не понял, Валентина просто закрыла коробку из-под обуви и всучила мне свой баул.
— Давай-давай, шевелись!
— Мы что, валим?
И она побежала. Ну и я побежал, а нам вслед неслось:
— А ну стоять всем, нарушаем опять! Одни и те же лица! А ну стойте, гражданочка, это вы куда!
Я бежал вслед за Валентиной, для толстушки она была юркой, а вот я с тяжелым баулом едва за ней успевал. Чувствовал себя таким типа, знаете, олененком, которого волчара позорный сейчас отобьет от стада и растерзает. Баул еще этот херов мне так больно по ногам бил.
Мы с Валентиной, как и многие наши, впрочем, скрылись во дворах. У каждого была своя дистанция, мы продержались довольно долго, потом, в колодце между брежневскими высотками, сели прямо на бордюр, чтобы отдышаться.
— Ой, Господи, — сказала Валентина. Я заглянул в баул. Парочка флаконов разбилась.
— Бля.
Валентина тоже посмотрела в сумку, махнула рукой.
— А, хер с ними. Только вытащи.
Я выгреб осколки, вылил хорошо перемешанные духи на желтый от собачьей мочи снег.
— Ух, запасло "Шанелью", — сказала Валентина, а я дал ей сигарету. Мы посмолили молча, а потом я спросил:
— А что делают?
— Да штрафуют. В отделение гоняют только, если упрямишься. Совсем нас выпирать им не выгодно, кого ж тогда штрафовать? Пугают просто, но если не попался — то молодец.
— Атас, — сказал я. — Мы молодцы, значит. Слушай, Валь, вот я все продал, а дальше что мне делать?
— Ну, дальше еще что-нибудь покупаешь и еще что-нибудь продаешь, — сказала Валентина, глубоко и с удовольствием затягиваясь. — И все нормально будет.
— Да не, это я понял. А где купить много, чтоб потом продать?
— Оптом-то? — спросила она, хитро щуря глаз, не то от дыма, не то от опыта, которым стремилась со мной поделиться. — А знаешь что, паспорт есть?
— А как же?
— Да разные ситуации бывают. Если есть, так махнем со мной в Польшу, а? Ты — парень, хоть и дрыщ, поможешь мне с сумками, да и вообще, когда мужчина рядом договариваться легче. И сам купишь себе, чего ты хочешь. Косметика в ходу сейчас, духи, крема.
— В Польшу? Это ж другая страна!
— Ну да. Я тебе место в автобусе выбью, ты мне поможешь, а я тебя научу, как мудро деньгами распорядиться. Как тебе такое дело, а? Давай, Васек, соглашайся, вместе закупимся, так оно надежнее и безопаснее и тебе, и мне.
Но я и не собирался отказываться, наоборот. Я никогда не думал, что жизнь заведет меня дальше Москвы, но это ж какой атас вырваться из своего Заречного и увидеть весь мир или даже пусть его маленький кусочек.
— А Польша крутая? — спросил я с тайным восторгом и радостью.
— Да один хер, те же яйца, только в профиль, — отмахнулась Валентина. — Пошли-ка пообедаем. У меня тут друг недалеко чебуреки делает — руку себе по локоть откусишь.
Вопль пятый: Путешествие с дикими гусынями
Горби я оставил китайцам, конкретно на Чжао, как смог объяснил ему, что за кота он отвечает головой. Я не был уверен, что Горби не предстоит провести выходные в забористом китайском супе, поэтому заранее много ругался.
Ну а так меня, конечно, охватил такой мандраж, я имею в виду — заграница, натуральная прям. Я конкретно охуевал от всего, что со мной происходило — от плохого, от хорошего, но то, что я выеду за границу, поразило меня больше всего.
Польша мне даже снилась, всякий раз оказывалось, что у меня проблемы с погранцами, или что-нибудь тоже кислое приключалось, и я туда не попадал, но смотрел на кромку Польши из окна поезда, и там что-то такое было потрясающее, странно-сверкающее, как рай.
Короче, что такое Польша я вообще не очень-то хорошо представлял. Начнем с простого: я знал, что это страна. Люди там говорили на языке, похожем на украинский. У них раньше случилась перестройка. Польская девка играла в "Иронии судьбы". Конец. Были противоречивые сведения о том, что поляки то ли приличнее нас, то ли наоборот те еще гондоны. За это я не ручался. В сложные формы взаимодействия между русскими и поляками я вообще не врубался, потому что уроки истории, если и не прогуливал, то просыпал.