Не, что он Кабульский, это я вообще потом узнал, а тогда он был просто Леха, и такой вот он сам по себе был Леха, я б его тоже так назвал, если бы придумывал ему имя.
Леха сказал:
— Ну чего, парень, поговорим с тобой?
И я как-то сразу внутренне напрягся, как будто слово "поговорить" обозначало у него что-то вообще другое, чем у нас, средненьких по больнице людей. Например, ломать кости.
— Ну да, — сказал я. — Поговорим давай. Короче, мне бы тут местечко.
— Уж какое-нибудь или хорошее? — спросил Леха деловито. Хватка у него была, как у питбуля, и внимательно он на меня так посмотрел, словно хотел взглядом расколоть, как орешек. У, сука! Стремный был! Я сразу на измену сел, а он такой заржал, и я заржал.
Тут же захотелось справкой своей козырнуть, типа я псих, вообще со мной не связывайся, но это выглядело бы тупо.
На Лехе был приличный кожаный куртец с меховой подкладкой, за ухом он держал сигарету, и все время он щурил один глаз. Это у него была контузия, и вот он с тех пор всегда такой. Но выглядело внушительно.
— Уж хорошее, — сказал я. — Это сколько стоить будет?
С таким человеком, решил я, надо быть конкретным. У меня родилось странное чувство, что общаюсь я с диким животным. Даже в дурке такого не бывало. Может, у меня особый мандраж начался, а если б Тонька не сказала, что он бандит, а назвала бы его, скажем, начальником или бизнесменом, он бы меня так не стремал.
Но вообще я страх хорошо выдерживаю, как и все люди, которые когда-либо хотели умереть. Так что выглядел я ничего весьма, ну, я так думаю.
Леха цокнул языком, прикидывая, потом выдал цену. По фене он, кстати, не ботал, как синюшные уголовники из Заречного, и особо не понтовался. Очень конкретный был пацан.
— Понял, — ответил ему я. — Тогда я денег наберу и приду сюда к тебе.
— Ну, ты не тормози только, — сказал Леха. Я вообще-то тормозить и не собирался, а очень даже наоборот — хотел дать по газам. Но остатков моей валюты, привезенных из Польши, не хватало.
— Ага, — сказал я. — Справимся.
— Ну, давай, — ответил Леха. — Так-то ты мне нравишься.
Это он, наверное, всем так говорил. Во сервис!
Леха еще сказал, что я могу его тут найти, и когда конкретно. Это смешно, конечно, потому что теперь уже ясен хуй, что Леха сверху и для себя попросил, мимо кассы, и не хотел, чтобы сливочки достались его какому-нибудь точно так же почти наголо обритому другану.
Короче, расстались мы полюбовно, и я вернулся к своей мелочевке у метро. Валентина пообижалась, пообижалась на меня, а потом оттаяла, снова стала давать мне конины отпить паленой и добрые советы — тоже.
— Тебе надо идти своей дорогой, в люди выбиваться. Ты же мужик, все-таки, ну что у метро торговать тебе стоять.
Мужики, которые на рынок не собирались, разобиделись на Валентину не на шутку и по справедливости. А вообще, так-то, мне все говорили — рынок меня пережует и выплюнет, бандючье меня там пырять будет в печень чуть ли не каждую неделю, грабанут, общипают, ну и все такое. Короче, все беды, горести и кары обещали и прям на мою голову. Но это, я так думаю, оттого, что перед рынком у них был страх неизвестного. Как у детей перед заброшенными домами и вот такой вот всякой байдой.
А я не боялся, я знал — приживусь. Я вообще как таракан — везде выживу и проблемы-то нет никакой.
Короче, ел как птичка, спал как слон и даже почти бросил пить, ну, за свой счет, по крайней мере. Разве что Юречке с мамочкой для приличия немножко отслюнявливал, чтоб не забывали обо мне там, в родных пенатах, и не думали, что я украшения спиздил, чтобы гулять-отдыхать. Да и не гулял я и не отдыхал, если так-то по-честному. Конем работал — и заработал. Тогда, кто в Польшу ездил, бабла делал немерено. Был бы умный — стал бы богатый.
Ну вот, пришел я с деньгами к Лехе Кабульскому, он их взял, по-бухгалтерски аккуратно пересчитал (очень было неожиданно для такого бычары).
— Ага, — сказал он. — Теперь все четко.
Ну и началась моя новая, рыночная жизнь. Сначала строяк, потом продажи, и все пошло быстро-быстро, и я торговал даже во сне. Вообще Рижский рынок с самого начала показался мне похожим на раковую опухоль. Вокруг здания с проклятым прежде словом "рынок", где тусовалась и торговала элита, расходились наши метастазы — торговые ряды на улице. Легонькие палатки с полосатыми тряпичными (для отборного сброда) или деревянными (формирующийся российский средний класс) крышами защищали нас от дождя и снега, уж как умели, и перед нами всегда шумела река покупателей, бурная, какой я себе и не представлял. У метро с этим было проще. На Рижском рынке с непривычки просто шалеешь — это ж надо, как может реветь человеческое море, кошмар вообще.