— Это с тобой что не так? Думаешь, я такой телке буду звонить про куртку?
Она помолчала, потом засмеялась, звонко и все-таки как-то взвинчено.
— Тогда почему звонишь?
Ее тоже ко мне тянуло, такое всегда ж чувствуешь, не? Даже если не видишь, а все-таки чувствуешь, что как-то вот она к тебе с этим странным бабским вниманием, как-то льнет даже голосом.
Я, наверное, тоже прошел какой-то ее кастинг, потому что она не сказала, что занята, и трубку не положила.
— Что делаешь? — спросил я.
— Да так. Журнал листаю.
— Пойдем гулять.
— Слушай, я устала.
— И каждый день будешь уставать, а жизнь-то идет. Гулять пойдем!
— Да я бы с радостью, но голова раскалывается.
— А ты мне так нравишься! Ты похожа на кусочек пастилы!
Она засмеялась.
— Это самый странный комплимент в моей жизни, но спасибо.
— Пошли гулять, ты еще не все странности видела!
— Слушай, я не пойду гулять с человеком, который представляется серийным убийцей.
— Да это прикол, что ты такая, а? Да расслабься, я хороший. Отличный вообще! Ты не пожалеешь!
— Нет! Нет, не пойду гулять! Может быть, потом.
Но трубу-то она не положила, значит, поговорить ей хотелось.
— Одиноко тебе там, а, зефирочка?
— Да нет, восемь девчонок в двухкомнатной квартире.
— Я и пять китайцев в общажной комнате на три койкоместа не хочешь? Точно одиноко тебе, по сравнению со мной, отвечаю просто.
Она снова засмеялась. Флирт — это прикольно, как простенькая игрушка, нажимаешь на кнопочки, если она от этого смеется вместе с тобой — играет веселенькая, пиликающая музыка, проходишь на следующий уровень.
— Ладно, — сказал я. — Сжалюсь над тобой. Сейчас перескажу тебе один очень прикольный стишок. Я бы прочитал, но это за книгой надо на этаж подниматься. Но сюжет там прикольный, ты не заскучаешь.
В общем, проговорили мы с ней всю ночь, но казалось, что и еще больше. Я узнал, что Люси Карпенко из Харькова на самом-то деле врач-терапевт, хотела пойти в офтальмологи, ну, в глазные, короче, но тут все ебнулось, и пришлось идти в торгашки, чтобы прокормить маму и маленькую сестру. Обычная история, прям как у всех. У меня тоже похожая, только я вот звезд с неба никогда не хватал.
— Я вообще-то пойду доучусь, — сказала Люси. — Как все успокоится. Я очень хочу.
Несмотря на свою сладкую, ангельскую, конфетную внешность, Люси была очень серьезной девочкой. Между прочим, диплом у нее был красный, как кровь, но жизнь такая штука. Никогда не угадаешь, пригодятся тебе твои мозги или нет.
Люси надавала мне советов по лечению моей застарелой простуды, и я принял их с благодарностью. Никому в огромной Москве и даже во всем мире не было дела до того, что я простужен, а ей — было.
Люси сказала:
— Обязательно ешь что-то кислое или соленое, это ослабит боль в горле. Кроме того, тебе нужны антибиотики. И, вообще-то, по-хорошему сходи ко врачу.
— Ну, я к тебе приду.
— Я не врач, у меня просто диплом есть. Я потом стану врачом, а пока иди к настоящему врачу. В поликлинике.
— Так у меня регистрации нет. Скажут, пиздуйте в свое село и там лечитесь навозом конским, а?
— Температуру сбивай только, когда переползет за тридцать восемь, понял? — продолжала она, почти меня не слушая. Голос у Люси был очень важный, и я представлял, как она оттопырила пухлую нижнюю губку, моя требовательная отличница.
Еще мы поговорили о ее сестре и о моем брате.
— Она очень-очень милая, такая смешная. Ей сейчас двенадцать. Очень умная и смышленая. Такая лисья мордочка — вся в маму. Всегда мне пишет, знаешь, "милая моя, самая дорогая на свете Люси, привет!". Трогательно, сил нет!
— Мой брат недавно говорил только "хм" пятнадцать минут подряд. Я думаю, что "хм" — это я. А ты как думаешь?
— Думаю, брат у тебя зануда.
— Ага, однорукий причем. У него вообще много недостатков.
Я заржал, а она такая:
— Нельзя над этим смеяться.
Ну и ля-ля тополя, пятое-десятое, целую лекцию мне прочитала про то, как надо относиться к инвалидам. Смешная она была, сил нет. Я даже устыдился, ну, чуть-чуть, разве что. И от стыда рассказал ей свою историю охуительную, про батю-летчика, который разбился. Почти что правда, не? Она мне так посочувствовала, я аж ощутил, как сердце к сердцу потянулось.
— Ну, да, ну да, — сказал я. — Нет, ну мы живем дальше, как можем. Жалко, конечно, но судьба, значит, ему такая была.
Что-то мы смеялись, шутили, обсуждали какое-то кинцо, книжки, она мне сказала, что любит пьесу "Добрый человек из Сезуана", и я это записал на ладони, чтобы прочитать, я ж с ней говорить обо всем хотел. Будь моя воля, я бы ей всю свою жизнь разложил, кожу б снял, потом мясо, потом косточки бы расколол, чтобы она меня всего увидела. Страничку бы за страничкой она меня читала, но наскучит же. А наскучить я не хотел.