– Развлекаешь? – хмыкнул я Филиппу.
– Сир, я сам не понимаю, что с ней, – оправдывается пацанчик, – только что смеялась над моими шутками. Нормальная была.
– Давай, бери ее за ноги. Положим на кровать. Не на полу же ей валяться?
После того как уложили белошвейку, я снял с себя корону и орденскую цепь, отдал их оруженосцу.
Филипп быстро установил корону на мантии, которую уже успел свернуть и сложить на сундук. И обернул все цепью. Получилось красиво, хоть натюрморт рисуй.
– Подумай, во что все это надежно упаковать на время переезда, – кивнул я на регалии, – и тару подбери соответствующую, чтобы и в море, и в повозку, и на вьючное животное годилась.
И присел на табурет.
Филипп снял с меня сапоги с портянками. Ноги мне сказали: «Ох, как здорово!»
– Портянки в стирку отдай, – напомнил я оруженосцу.
Внутренне скривившись, мой благородный эскудеро все же не посмел что-то мне высказать. А то я не понимаю, что это ему не по чину, но пажа мы отослали в Руан (кстати, как он там? Храни его Господь), и на Микала не спихнуть – нет его в обозримом пространстве – протокол в ванной составляет.
– Свободен. До утра меня не беспокоить, только при пожаре не забудьте вынести в первую очередь. Но будить не надо. Задание понял?
Эскудеро подтверждающе закивал, пряча улыбку. И выскочил из комнаты.
Встав, я закрыл за ним засов. Доски пола приятно холодили ступни.
Подтащил к кровати трехногий табурет и положил на него клевец и заряженный пистолет, проверив состояние пороха на полке. Пусть будут рядом, под правой рукой. Для моего спокойствия.
Потом разделся до камизы. Нашел большой кувшин с водой и, ополоснув над ночной вазой лицо и места совместного пользования, почувствовал себя готовым к лечению девичьих обмороков.
Встал над белошвейкой и стал тонюсенькой струйкой поливать ее лицо из кувшина. Струйка билась по ее носику, разлетаясь в свете свечи яркими брызгами, напоминавшими драгоценности.
Очнувшейся девушке сказал только одно слово:
– Раздевайся.
– Как раздеваться? – удивилась она, округлив глаза.
– Как вчера, – напомнил я ей про нашу ночь безумного секса.
– Это невозможно, ваше величество, – в ее голосе прорезалась мольба, – это вчера я была подмастерьем цеха веселых женщин, а сегодня я добропорядочная горожанка, дочь цехового мастера. Я продала свое место.
– Я не величество, я – высочество, – поправил я, проигнорировав ее сентенции.
– А как же корона, цепь, мантия, меч Правосудия? – залепетала она.
– Это корона инфанта, – просветил бывшую путану, ныне честную белошвейку. – Раздевайся и ложись под одеяло, ибо я спать очень хочу. Свечи не гаси.
Куда деваться – разделась, правда, только до рубашки, и стеснительной мышкой порскнула под одеяло, больше напоминающее перину. Я худею, дорогая редакция… такие метаморфозы, Овидий отдыхает…
Я и по правде очень хотел спать, все же встал сегодня с рассветом и весь день как белка в колесе кувыркался – проблемы решал. Думал, как только голову до подушки донесу, так тут же и вырублюсь. Фигвам – индейское национальное жилье. Усталость усталостью, а юношескую гиперсексуальность надо брать в расчет всегда. Тем более рядом такой раздражитель, как запах женщины. На расстоянии вытянутой руки. Осталось только протянуть эту руку. Не рукоблудием же мне напряжение сбрасывать при наличии такой классной крошки рядом, что бы она там о себе ни воображала.
Все равно, даже после сексотерапии сна как и не было, несмотря на усталость. Бывает так. Бывает. Перевозбуждение нервной системы называется. Валериана с пустырником, говорят, хорошо от такого помогает. А нету! Есть только шальные мысли, скачущие по внутренней стороне черепной коробки дурными зайцами и прочими хипповыми кроликами Банни.
Жил себе, жил… ну, ладно – доживал, если по гамбургскому счету, старый, больной, одинокий и никому не нужный музейщик. Целый кандидат исторических наук. Заведующий отделом средневековой истории в губернском музее. Получал нищенскую зарплату, которой хватало только на коммунальные услуги и аптеку. На хлеб подрабатывал киношными консультациями и экспертизой антикварного холодного оружия. Никого не трогал. Ничьей зависти не вызывал. Никаких артефактов иных цивилизаций в руках не держал. Лампу Аладдина не то что тереть – в глаза не видел. Как вдруг…
Вместо рая, или ада, или иного какого места на «том свете» спецом для атеистов и агностиков после автокатастрофы оказался я – точнее, даже не я, а только мое сознание – в теле пятнадцатилетнего парня. Красивого парня, хорошо сложенного, почти качка, с золотистыми волосами до плеч. Принца! Без булды, настоящего принца княжества Виана, наследника престола королевства Наварра. Мечты сбываются… и никакого «Газпрома». Даже никаких высших сил, которые бы мне объяснили, за что мне такой подарок?