— Я не глуп, мальчик. Я прекрасно вижу, как вдохновляет вас моя нынешняя форма. Но я мертв, Талос. Это правда, и только она имеет значение.
— Ночью мы добились достойной победы. Никто не погиб. Через три часа мы снова высадимся на планету. На рассвете крепость-фабрика падет.
— И я сделаю вид, что мне не все равно. Не беспокойся.
— Я слышал, как вы воодушевляли Девятый и Десятый Когти на поле боя.
— Все, что я делал, — это безостановочно убивал и орал на врагов.
Из глубин дредноута донесся еще один скрипучий звук.
— Что это?
— Мой загрузчик боеприпасов, — солгал Малкарион.
На самом деле так звучал смех его нынешнего колоссального тела.
— А теперь обойдемся без формальностей, Ловец Душ.
— Я вполне бы мог обойтись без того, чтобы вы называли меня этим именем, сэр.
— И ты полагаешь, что я намерен считаться с твоими желаниями? Я Малкарион Возрожденный, а ты всего лишь апотекарий, вообразивший себя командиром.
— Очко в вашу пользу, — улыбнулся Талос.
— Достаточно пустой болтовни. Зачем ты здесь? Что тебя беспокоит?
— Я потерял свой болтер.
— Хм. Возьми мой.
— Возьми мой? — расхохотался Талос. — Так-то вы проявляете уважение к реликвиям легиона?
— Мне он явно больше не понадобится.
Боевая машина подняла и опустила стволы автопушки. Два сервитора, занятые их проверкой, издали тревожные сигналы ошибки.
— Извините, — вслух громыхнул дредноут.
Делтриан, скелетообразный и предупредительный, как всегда, поклонился:
— Все в порядке, господин.
— Отлично.
Малкарион снова перешел на вокс:
— Продолжай, Талос.
— У меня было видение, сэр.
— Вряд ли это способно меня удивить.
— Но оно отличается от других. Оно… ошибочно. По крайней мере отчасти. События происходят не так. С первой секунды, когда я пробудился, все в нем показалось мне сомнительным. Как будто кто-то нашептал мне во сне ложь. Узас из Первого Когтя, убивающий Кириона. И теперь, когда планета готова пасть, я начал сомневаться во всем остальном. Фаровен не погиб, хотя я видел его смерть.
— А ты уверен, что все эти события должны произойти на Крите?
— Был уверен, — признался Талос. — Теперь я даже не знаю, произойдут ли они вообще. Так много наших братьев поддалось порче, даже Кирион и Узас. Я боюсь, не распространилась ли их скверна и на меня. Возможно ли, что Губительные Силы замутили мое второе зрение?
— Сколько у тебя было припадков? Они случаются так же часто, как до моей смерти?
— Чаще. Они становятся все чаще.
— Хм. Может быть, Фаровен погибнет на Крите. Может, позже. Может, он погибнет не так, как ты видел, и ты напрасно тревожишься. Не припоминаю, чтобы ты столько ныл раньше.
— Ныл? Сэр…
— Даже видения примарха иногда были туманными. Смутными, по его выражению. Неясными. Какое у тебя право считать свои пророчества безошибочными, если даже второе зрение нашего генетического отца иногда подводило его?
— Погодите. Погодите.
Талос снизу вверх уставился на громадную машину. Поле визора окрасило крышку саркофага в кроваво-красный. Изображение живого Малкариона, сжимавшего три добытых в поединке шлема, молча смотрело на него.
— Сны нашего отца, — прошептал Талос, — иногда были неверны?
— Иногда их следовало трактовать символически.
— Этого… не может быть.
— Нет? Вот почему ты вечно вызывал враждебность в легионе, брат. Легион — сундук с миллионом тайн. А ты, Ловец Душ, полагал, что знаешь их все. Мне всегда нравилась эта твоя черта. Нравилась твоя уверенность. Но так думал не каждый.
— Наш генетический отец когда-нибудь говорил обо мне?
— Только о том, почему он так тебя назвал. Я рассмеялся тогда. Я думал, что отец решил надо мной пошутить. Казалось совершенно невероятным, что кто-то не подчинится его последнему приказу. — Малкарион снова издал странный механический смешок. — И ты в последнюю очередь.
XVII
ЛОВЕЦ ДУШ
Потому что это имя подходит тебе.
Одна душа, сын мой.
Одна охота во имя отмщения.
Ты бросишься в погоню за этой единственной сверкающей душой, когда все остальные откажутся от мести.
Талос звал ее из тьмы. Повелитель Ночи произнес имя убийцы шепотом, рассыпавшимся треском вокс-передатчика.