— Проклятье.
Септимус отвернулся от консоли и взялся за рукоять мачете, примотанного к его голени.
— Стоило попытаться.
Эвридика перебросила ему один из пистолетов:
— Похоже, мне все-таки не судьба вести корабль твоих еретиков-хозяев через Море Душ.
На губах ее появилась язвительная ухмылка, в равной степени окрашенная горечью, страхом и торжеством.
Септимус навел пистолет на запертую дверь рубки:
— Поглядим.
IX
ЧЕТЫРЕ БОГА
Наши братья бежали к самым границам Империума, чтобы укрыться в тени Богов Хаоса, взявших их под свое покровительство. Только мы, Повелители Ночи, сыны Конрада Курца, оказались достаточно сильны, чтобы не искать ничьей помощи. Мы обрушим свой гнев на предавший нас Империум. И хотя время и предстоящая нам бесконечная война могут разъединить и сломить нас, скверна не коснется Повелителей Ночи до тех пор, пока светят звезды!
Талос открыл глаза и обнаружил, что вокруг чернота.
Для того, кто видел в абсолютной тьме с такой же легкостью, как обычный человек при дневном свете, ощущение было непривычным и неприятным. Талос развернулся, по-прежнему ничего не видя и не зная, в чем причина — то ли чернильный мрак совершенно пуст, то ли сам Астартес ослеп. С немалой долей сарказма Талос сообразил, что обрек на подобную участь великое множество смертных, приходивших в себя в черных глубинах «Завета». Ирония происходящего заставила его скривить губы в осторожной улыбке.
Касавшийся кожи воздух был холоден.
Кожи? С чувством холода вернулось и зрение — теперь Талос мог видеть себя. Поднятые к лицу руки, мертвенно-бледные, в синеватом узоре вен, и рукава мундира из темной ткани. Боевой брони на нем не было. Как это возможно? Неужели рана оказалась настолько тяжелой, что Первому Когтю пришлось разрезать броню и…
Постойте. Его рана.
Талос распахнул мундир. На его теле — бледном, похожем на мраморные статуи воинственных богов Древнего Рима, — не было никаких ран. На груди темнели разъемы и порты для связи с системами брони, и под кожей проступали очертания черного экзоскелета, образующего еще один слой защиты и необходимого для взаимодействия с сенсорами доспеха.
Но никаких ран.
— Талос, — донеслось из черноты.
Талос развернулся, чтобы встретить противника, и рефлекторно потянулся за оружием. Но оружия при нем здесь не было — где бы это «здесь» ни находилось.
С ним говорил Повелитель Ночи. Талос мгновенно узнал броню, потому что это была его собственная броня.
Стоя в беспросветном мраке лицом к лицу с самим собой, Талос смотрел на призрака в доспехах со все возрастающей яростью.
— Что это за безумие?
— Это испытание, — откликнулся его двойник, снимая шлем.
Лицо под шлемом было и одновременно не было лицом Талоса. На пророка уставились глаза цвета серебра, а в центре лба пылало клеймо — тошнотворная руна, знак поклонения Темным Богам. Ожог был свежим, и по лицу двойника все еще струилась кровь.
— Ты — не я, — произнес Талос. — Я никогда бы не носил рабское клеймо Губительных Сил.
— Я — тот, кем ты можешь стать, — улыбнулось его отражение, сверкнув серебряными, как и глаза, зубами. — Если тебе хватит смелости развить свои способности.
«И если ты не захочешь выслушать предложение от меня, тебе придется выслушать его от моих союзников». Слова Магистра Войны прозвучали снова, тонкой струйкой сочась в сознание, как кровь, стекавшая в серебряные глаза его двойника.
— Ты — не один из Повелителей Хаоса, — сказал Талос своему отражению. — Ты не бог.
— В самом деле? — ответил тот со снисходительной усмешкой.
— Бог не стал бы сам являться за мной. Это слишком прямолинейно и грубо. Охотиться за одной-единственной душой? Никогда.
— Каждую секунду миллионы душ проходят перед моими глазами. Такова природа божества.
В этот момент Талоса посетила неприятная мысль.
— Я мертв?
— Нет, — снова улыбнулось божество, — хотя в материальном мире ты ранен.
— Тогда это варп? Ты вырвал мою душу из тела?
— Помолчи. Остальные на подходе.
Двойник не ошибся. Во мраке проявились другие фигуры — одна сзади, одна слева и одна справа, — окружив Талоса молчаливым караулом. Пророк не мог толком их разглядеть. Каждый раз, когда Повелитель Ночи поворачивался, он видел лишь смутную тень на границе поля зрения.