Свободен я, и радостен, и юн
Всё позади, – я быть могу беспечен.
Грозит дождями городу июнь,
Но это вряд ли нам испортит вечер.
– Или вечность? Павел, как лучше?
– А, когда у нас вечер?
– Завтра.
– Значит, вечность.
– Что? Уже завтра? До выпускного? Или после?
-Ты, думаю, сам знаешь ответ – Павел насмешливо улыбнулся.
– Нет! – Богдан был явно расстроен.
– Не хочешь знать.
– Я просто боюсь, что не увижу Вас больше таким. И её.
– По правилам игры ты не должен привязываться. Позволять чувствам…
– А Вы?
– Я – тоже!
– Но, ведь…
– Что, ведь? Разве не этого ты хотел ещё прошлым августом?
– Я хотел только играть в собственную игру.
– И не учёл, что твой партнёр захочет того же?
– Но это уже не игра!
– А что?
– Это серьёзно. И не говорите мне идиотскую фразу, что жизнь – игра, а мы все в ней актёры. Я не актёр!
– А кто? Автор? Или режиссер? Ты, кстати, научился писать это слово?
– Да! Оно проверяется словом «режим».
– Рад, что у тебя всё по режиму. Мне где-то в твоих бумажках попадалось стихотворение «Соавтор». Чьи это слова: « И мы уйдём из твоего романа совсем не так, как бы тебе хотелось»? И не ты ли убеждал свою учительницу, что нет добра и зла, а есть только точка зрения. Это касается всех разбиений.
– Хорошо. Я буду готов. К завтрашнему дню. Анна Анатольевна увольняется. В лицее вой и скрежет зубовный.
Павел напряжённо вглядывался в пляску значков на мониторе и никак не реагировал на последние слова Богдана. Через некоторое время он произнёс:
– Там было ещё одно стихотворение.
– Какое?
– Не помнишь.
– Блюз?
– О, странные души, пришедшие вновь,
Играть не по-детски в игрушки.
– Я сам не понимаю, как это написалось. Оно само родилось.
– Неправда!
– Хорошо. Я всё понял, когда увидел.
– Что?
– У нас с вами один и тот же кот. Только откликается на три разных имени. Правда все на букву «Р».
– Всего-то? Или ты опять ошибся, и код оказался написан с «т» на конце?
– Мы живём в одном доме: и Вы, и я, и она. Совсем в одном. С учётом смещения, конечно.
Павел продолжал выжидающе смотреть на Богдана:
– И ты думаешь, что сообщил мне новость?
– У моих родителей тоже глаза одинаковые, похожие на ваши, только стальные. А у Вас бурые какие-то или зелёные, не пойму.
– И что?
– Есть ещё один человек с такими же глазами. Вы вообще с ним…
– Знаю. Наслышан. Есть и другие.
– Но они из другой игры.
– Из другого мира.
– Я не знаю.
– Что ты говорил Анне?
-Я ей только диски с фильмами носил. Вначале думал, есть риск, и она уйдет не туда, как уже бывало с другими. Но я просто не знал, что вы с ней однажды встречались.
– То есть?
– Она видела Вас. Ваше отражение в стекле витрины.
– И дважды прорвалась.
– Мыло? Это уже второй раз? А первый как?
– Не важно. Скажи, тебе не было всё это время противно просто использовать людей?
– Вначале я не совсем отдавал себе отчёт. Игра казалась увлекательной. К тому же вы с Анной…
– Я не о нас.
– А. Вы об этом английском актёре? Но он сам здесь ни при чём. Только его искусство. Это великолепное исполнение ролей.
– В том числе в твоём спектакле? Без собственного ведома? В качестве приманки? Это по меньшей мере непорядочно.
– Но он не из нашей игры.
– Тем более. К тому же откуда ты знаешь, к чему приведёт вся эта затея?
– Он не приманка. Это скорее некий ориентир. Как зовущая песня, как символ, как… Что?
Павел смеялся:
– Меня веселит твоя детская попытка объяснить свой поступок. Ты вовлёк человека. Очень мощного. И с этим придётся считаться.
– Значит это тоже закономерно. И есть какая-то связь, которую мы ещё не уловили.
– Рад, что ты понял. Каждое действие требует ответственности, так как имеет продолжение не зависимо от нашего желания.
– Год назад это могло бы меня испугать.
– Что?
-Мы можем оказывать влияние на людей, даже не подозревая об их существовании, а они в свою очередь на нас.
– Фрактал обратим. Ты сам говорил об этом.
– Жаль.
– Что жаль?
– Вы с Анной. Это будет уже другой человек. И будет ли он счастлив там, наверху?
– Счастье всего лишь функция. К тому же периодическая.
– И её нельзя изменить.