— Не драматизируй, Аня.
— Тебя пятнадцать минут уже нет, — Аня, защищаясь, засмеялась. — И ты никогда не опаздываешь. Я бы сказала, что я обеспокоена, Лекса, а не драматизирую.
Лекса прокашлялась и вытерла глаза, обвиняя жгучий холод вопреки тому, что лучше знала причину «укола».
— Я скоро буду, как я и говорила, — это всё, что она смогла сказать, прежде чем оборвать звонок и убрать телефон обратно в карман.
Она одарила последним взглядом, озираясь через плечо. Лекса увидела другого человека, выходящего из маленького строения. Она почувствовала ком, застрявший в верхней части грудной клетки, тяжёлое дыхание вырывается из неё, прежде чем брюнетка опустила подбородок и ускорила шаг.
Когда она зашла в кафе, где они договорились встретиться с Аней, то нашла свою сестру на улице в холоде, прислонившейся к кирпичной стене с сигаретой в губах. Девушка в тёмной джинсовой куртке с серым меховым воротником, светлые волосы с тёмным отливом спадают на воротник волнами. Тёмные джинсы, изрезанные на коленях, заправлены в тяжёлые чёрные мотоциклетные ботинки. Её Harley припаркован у обочины менее чем в тридцати футах от неё, поблёскивая на ярком зимнем солнце. Аня отталкивается от стены, когда видит Лексу, кидает сигарету на землю и движется к девушке для тесных объятий.
Лекса испускает лёгкий смешок, попадая в сильные руки Ани. Её руки обхватывают сестру по бокам, и брюнетка, вздохнув, говорит:
— С каких это пор ты стала поклонницей кинестетики?
— С тех пор, как я не видела тебя около двух лет, — ворчит Аня прежде, чем резко опустить сестру на землю. Лекса приземляется на землю через мгновение. Она всегда была очень гибкой. — Но если ты хочешь быть отстранённой и недружелюбной, прекрасно. Я не буду плакаться из-за этого, — Аня театрально подавила фальшивый всхлип, а следом девушки коротко улыбнулись друг другу и прошли в кафе.
— Ну, ты наконец-то приехала навестить нас после пяти лет, — сказала Аня, когда они сделали заказ и сели у большого окна. — И всё, что было нужно — это открыть новый филиал в вашей компании и отправить тебя развивать его. Другими словами, у тебя не было выбора. Чувствую себя такой любимой.
— Мы виделись с тобой несколько раз в последние пять лет, — протяжно произнесла Лекса, и Аня начала испепелять её взглядом. — В конце концов, мы с тобой почти каждый день по телефону общались. Мы даже не должны узнавать друг о друге что-то, потому что уже знаем.
— Да, но общаться по телефону и видеться лицом к лицу — две разные вещи, — сказала Аня, — и виделись мы с тобой несколько раз только потому, что я, по-видимому, единственная из нас двоих способна купить билет на самолёт.
— Я ведь покупала билет на самолёт, — пытается защищаться Лекса.
Аня, продолжая смотреть вниз, говорит:
— Да, но, наверное, только я способна сесть на рейс.
***
— Я не могу сделать этого, — Лекса тяжело дышала в телефон, не в состоянии успокоить сердце.
— Ты уже в терминале, Лекса, — ответила Аня. Её голос, такой родной и успокаивающий, доносится из маленьких динамиков телефона Лексы. — Просто перемещай ноги. Шаг за шагом, пока ты не окажешься на самолёте.
— Я хочу этого, — голос Лексы дрожал, и она быстро откашлялась, через силу входя в огромное здание. — Я…
— …ты боишься, — закончила за неё Аня.
— Я не боюсь.
— Боишься, — повторила Аня. — И что я всегда говорила тебе о страхе?
— Страх — лучшая мотивация.
— Верно. Чем больше тебя что-то пугает, тем лучше ты знаешь, что должна делать.
— Я до сих пор считаю, что это фиговая логика, — ответила Лекса, тяжело дыша в трубку. Её грудь вздымается всё тяжелее и тяжелее с каждым шагом, пока она идёт по этому богом забытому аэропорту. Он словно жестоко усмехается. Лекса подняла голову на большую букву и номер, которые висели у выхода на посадку. С16. Грёбанный выход с буквой «С». Конечно!
— Лекса, ты не столкнёшься с ней, — сказала Аня мгновение спустя, и Лекса не впервые задумывается над тем, что сестра может читать её мысли. — Город большой, и, тем более, ты не знаешь, живёт ли она ещё здесь. Прошёл почти год с тех пор, как вы с ней в последний раз говорили, и я уверена, что Кларк не экстрасенс. У неё нет седьмого чувства, сигнализирующего, есть ли ты в городе и каким рейсом летишь.
Сердце Лексы сжимается в груди от упоминания о Кларк, от звука её имени, от того, как единственный слог преследует её, словно это никогда не прекратится.
— Я тебе уже говорила, что ты не вообще можешь не выходить из моей квартиры, если не захочешь, если ты об этом беспокоишься. Просто садись на самолёт, и я встречу тебя, когда прилетишь.
Выход насмехается над ней, дразнят городом, который она когда-то любила, тем местом, где она выросла и где нашла свою семью; местом, где она нашла свою любовь, самую невероятную и всепоглощающую. Выход глумится над ней, и Лекса чувствует, будто больна. Когда прозвучал голос по громкоговорителю, чтобы объявить о скором вылете, издевательство только возрастает. Тошнота усиливается, страх кажется ещё более острым.
— Я не могу, Аня, — прошептала Лекса в трубку. — Это неправильно: быть там и не… не…
Аня тяжело вздохнула в динамик и произнесла:
— Не быть с ней.
Ничего, кроме тишины, не слышно на линии некоторое время, пока Лекса не решается сдвинуться с места. Когда она разворачивается и уходит от посадочного выхода, брюнетка не оборачивается, и единственное, что она может сделать, — это сказать:
— Извини, Аня.
***
Раздражаясь от тяжёлого дыхания, Лекса снимает пальто и кладёт его на спинку стула.
— Было слишком поздно, — пробормотала она.
— Слишком поздно, чтобы один раз съездить к единственной сестре?
— Слишком поздно, чтобы вернуться, — сказала Лекса, — и я…
— Не можешь находиться здесь, — заканчивает Аня так тихо, что её едва слышно. Она толкает ногу Лексы под столом и ждёт, когда сестра посмотрит на неё. — Я знаю. Я понимаю. Я просто стебу тебя.
Лекса медленно кивает и прилагает все усилия, чтобы улыбнуться, но думает, что выходит скорее какая-то гримаса или нечто подобное. Наверное, Аня считает так же.
— Ты уже прошлась по местам былой славы? — спросила Аня, откинувшись на спинку стула и складывая ногу на ногу. — Перехватила кусочек «У Паппи»?
Лекса облизнула губы, переводя взгляд на стол и мотая головой.
— Оу, — смеётся Аня. — А я-то думала, ты сразу побежишь туда, будешь есть острый соус, намазанный на кусок пиццы, уже через пятнадцать минут после прилёта.
Вздохнув, Лекса провела рукой по запутавшимся волосам и отвела их назад, чтобы не падали на лицо, пока будет есть. Она закрепила их резинкой, которой хватит, наверное, только на день. Чёртовы резинки никогда не могут долго продержаться. Это так хреново.
— Хорошее использование аллитерации*, — протянула она. — Миссис Гаррисон будет очень гордиться.
— Ах, миссис Гаррисон, — улыбаясь, сказала Аня. — Лучший учитель, который у меня был в старшей школе.
— Ты была влюблена в неё.
В ответ Аня швырнула Лексе в лицо салфетку, которую предварительно обмакнула в ледяную воду. Брюнетка, вовремя увернувшись, пропустила прямой удар, но почувствовала брызги холодной воды, слегка задевшие её.
— Ты ребёнок, Аня, — простонала Лекса, вытирая ухо.
— Хорошо уклонилась, — растянула Аня, закатывая глаза. — Доктор Томпсон не был бы доволен всем этим.
— Хорошо, что мы перестали видеть его, когда мне было пятнадцать, — пробормотала Лекса. Аня засмеялась, подпинывая сестру под столом.
— Нам как-нибудь нужно сходить.
Лекса подняла брови:
— К доктору Томпсону? — проговорила она, и Аня засмеялась ещё сильнее.
— В «У Пэппи», дурочка.
Лекса промолчала, и Аня не стала давить. Они тихо едят, и тишину разрывают лишь несколько слов за всё время, которыми они пару раз перекинулись. Тишина полностью окутывает их, но она не кажется неловкой. Не с Аней; только не с Аней.