Когда они вышли на холодный воздух во второй половине дня, Лекса проводила сестру до её байка. Она стоит неподвижно и молчит, пока Аня натягивает тяжёлый кожаный плащ из бардачка в седле, надевая его на тёмную куртку, а следом достаёт и кожаные перчатки. Когда она была готова ехать, Лекса уже открыла рот, чтобы поблагодарить сестру за совместную еду, но то, что у неё выходит, — совершенно неожиданно:
— Она исчезла, — слышно, как слова буквально душат её, и Аня поднимает бровь.
— Кто — она?
Лекса закрывает глаза, резко вздохнув через нос. Она не хотела говорить этого. Она не хотела начинать этот разговор, но дверь уже открыта, так что она теперь не может остановиться.
— Её галерея, — шепчет она, не в силах произнести громче. Она прокашлялась, помотала головой, будто не может поверить, что это до сих пор так много значит для неё, хотя, опять же, никогда не переставало иметь значение. — Там теперь булочная.
Любопытство в глазах Ани растаяло, что значило: это не новости для старшей сестры. И кивком головы девушка только подтверждает:
— Ага. Это теперь пекарня, вот уже несколько лет.
— О, — она не может задать вопросы, которые бурлят в ней, которые кричат в её груди. В любом случае, у Ани, наверное, не будет ответов на нужные вопросы, так что Лекса утихомиривает их, давая им утонуть; или, вернее, она тонет в них.
Они долго так стоят в тишине, прежде чем Аня прокашливается, перекидывает ногу через сидение и садится на свой байк.
— Ну что, скоро увидимся, да?
Лекса моргает, возвращаясь к реальности, и кивает:
— Да, — говорит она. — Костиа хочет познакомиться с тобой.
Когда губы Ани приоткрываются, она издаёт стон, и Лекса, смеясь, спрашивает:
— Почему ты против неё?
— Нет, — сказала Аня ей, — я не против. Просто я знаю, что она — не та единственная для тебя.
— Ты никогда с ней не встречалась, — защищается Лекса, скрестив руки на груди. — Так что ты не можешь быть в этом уверена.
— Я не согласна, — сказала Аня, натянув на себя шлем и закрепив его так, чтобы она смогла хорошо слышать. — Но если это принесёт тебе счастье, то давай действовать. Напиши мне время и место, и я сделаю всё, чтобы приехать.
— И ты будешь милой?
Аня ухмыльнулась:
— Не обещаю.
Её Harley завёлся через мгновение, и Аня перекрикивает его рёв, мягко сжав предплечье сестры. — Это твой дом, Лекса. Я понимаю, что воспоминания мешают тебе так считать, но ты должна позволить себе жить здесь. Иди в «У Пэппи». Закажи пиццу. Создай новые воспоминания.
Лекса едва успевает изогнуть губы в крошечной улыбке, прежде чем Аня кивает и отталкивается от тротуара. Дорога обратно до квартиры кажется слишком холодной, чтобы это выносить.
***
Кларк продевает оставшуюся серёжку с алмазом в левое ухо, стоя перед зеркалом в ванной. Руки Финна обвивают её талию. Его грудь прижимается к её спине, лицо оказывается рядом с ней в отражении.
— Ты выглядишь прекрасно, — говорит он, и Кларк дарит ему сжатую улыбку.
— Спасибо.
Его щека задевает её, и Кларк хихикает, касаясь его подбородка и мягко отодвигая.
— Тебе нужно побриться.
— Я думал, что могу отрастить бороду, — поддразнивает он её, ухмыляясь через плечо, и Кларк закатывает глаза.
Они оба знают, что он не хочет отращивать бороду, потому что в некоторых местах волоски редкие, где-то слишком тонкие, где-то — толстые, а где-то и вовсе отсутствуют. Он пытался отращивать её, когда они с Кларк только начали встречаться, но это оказалось самой нелепой бородкой, которую когда-либо видела девушка. Она и Рэйвен дразнили его дни напролёт, пока он наконец не побрился и не согласился, что выглядел глупо.
— Нервничаешь? — спросил он спустя мгновение, сжимая её по бокам и кладя подбородок на плечо.
Кларк вопросительно поднимает бровь:
— Насчёт вечера?
Когда он кивнул, она засмеялась.
— Я делала это так много раз, — сказала она, — но я всё равно нервничаю. Это всегда странно, смотреть на то, как люди оценивают то, что я создала, обсуждают это, покупают. Это личные эмоции.
— Что ты имеешь в виду?
Кларк слегка повела плечом, чтобы Финн убрал подбородок, но он остаётся на месте, и девушка вздыхает.
— Я вижу кого-то, кто смотрит на что-то, что я нарисовала, и слышу, как они обсуждают цвета и их контраст, объекты. И всё, о чём я могу думать, — так это о том, что рисовала картину, будучи полупьяной, или я в это время рыдала над каким-нибудь дурацким грустным кино, которое не должна была смотреть; или я должна была начать всё сначала, так как уронила на половине работы мольберт, а затем рассыпала свои Cheerios на картину. И я точно помню, что чувствовала: одиночество, злость, грусть или доброту, когда рисовала отдельную картину. Каждое полотно — это часть меня, понимаешь?
Он молчал долгое время. Двое просто стояли в ванной комнате и смотрели в зеркало, но не друг на друга. Тогда он прошептал:
— Ты в порядке, Кларк?
Кларк моргнула, фокусируясь на тёмно-карих глаза рядом с ней:
— Конечно, — сказала она. Слова звучали хрипло и казались какими угодно, но только не убедительными. — А что?
— Ты тихая в последнее время, — ответил ей Финн. — Грустная, может. Не знаю. Просто другая.
Кларк облизнула губы, стараясь как можно лучше улыбнуться, и мягко помотала головой:
— Я в порядке, Финн, — она сжала его руку, когда обернулась, и вздохнула. — Я в порядке.
Комментарий к Глава 1: Это не то, чем было раньше. Часть 3.
* В оригинальной реплике Ани звучит много [с]: …have a hot-sauce slathered slice between your lips no less than fifteen minutes after…
========== Глава 1: Это не то, чем было раньше. Часть 4. ==========
— Люблю зимний город, — слова Кларк превращаются в облака пара, выходящие из её рта. Её руки обвиваются вокруг Лексы, и нет ни единой вещи в этом мире, которая бы могла её потревожить. — Он прекрасен.
— Здесь холодно, — сказала брюнетка, используя свободную руку, чтобы натянуть шапку ещё сильнее на уши. Она опускает подбородок ниже и приближается к Кларк так, что они спотыкаются одна о другую и чуть ли не падают, не позволяя друг другу двигаться.
Кларк лучезарно смеётся и сильнее сжимает руку Лексы:
— Ты любишь это.
— Почему мы здесь остаёмся? — жалуется Лекса. — Почему мы не можем уехать туда, где тепло круглый год?
— Потому что ты будешь скучать по своим огромным свитерам, шапочкам, грелкам для ног, стандартным трём чашкам кофе в день и по моей очаровательной в это время года улыбке.
Лекса кривит губы и смотрит искоса, однако Кларк всё равно способна разглядеть намёк на улыбку. Уголки губ Лексы всегда поднимаются в улыбке для неё. Всегда.
— Может быть, только из-за последнего, — ворчит Лекса, и Кларк встаёт на цыпочки, чтобы запечатлеть тёплый поцелуй на её щеке.
— И из-за остального тоже.
— От всего остального я могла бы отказаться.
Кларк изогнула бровь:
— Ты пожертвовала бы всем, что тебе нравится?
— Ради более хорошего? — спросила Лекса. — Да, конечно, Кларк.
— Тёплая погода — более хорошее?
— Сейчас — да. Мои пальцы онемели, а задница замёрзла даже через джинсы.
— Хорошее растирание должно помочь твоей заднице согреться.
— Ты разотрёшь её?
— Мне не впервой, — засмеялась Кларк. — Видишь? Холод имеет свои преимущества.
— Ты бы не растёрла мою задницу, если бы было тепло? — спросила Лекса, толкая Кларк локтем. — Моя тёплая задница не привлекает тебя, Кларк?
— Твоя задница привлекает меня при любой температуре, детка.
— Хорошо.
— Воздух такой свежий и чистый, — произнесла Кларк мгновение спустя, — и небо такое ясное.
— И лёд такой опасный, — добавила Лекса, мягко толкая Кларк вправо так, чтобы они смогли избежать участок, покрытый упомянутым льдом, который обосновался на тротуаре.
Кларк укусила Лексу за плечо через пальто:
— Просто признай, ты любишь зимний город.