В бледно-голубом небе нежно желтели опадавшие с деревьев листья. Белесые тучки кутали крыши домов своими длинными шелковистыми шарфами. Луис и Глория довольно долго шли молча.
– Да, совсем забыл, – вдруг сказал Луис – На днях, лучше всего завтра, позвони Давиду.
Это замечание, сделанное небрежно, крайне удивило Глорию. С полгода назад, ну да, в мае, Луис встретил их вместе на улице и, когда Глория пришла домой, набросился на нее: «Почему этот тип за тобой увивается?» Она тогда ничего не ответила. В спорах с Луисом она вообще предпочитала отмалчиваться. Брат никогда не пытался кого-либо убеждать. Он довольствовался тем, что последнее слово оставалось за ним. Глория только объяснила брату, что если кто-нибудь подходит поздороваться с нею, она не может ни с того ни с сего послать человека к черту. Кроме того, Давид не в моем вкусе. Может быть, он влюблен в меня. Может быть. Я уважаю его как друга, да, как прекрасного друга, но не больше… Луис тогда перебил ее мысли; с презрением и издевкой, на какие только он один был способен, он сказал: «О Давид, это квинтэссенция Доброты». А теперь Луис сам просил ее пойти к Давиду.
– Что это тебе вдруг взбрело?
Она сказала это и испугалась, что услышит в ответ грубость, нo, к ее удивлению, брат сказал:
– Кажется, он влюблен в тебя.
– В меня? Да я его почти полгода не видела.
– Ну, а теперь будешь встречаться с ним, пока я но скажу.
Когда Луис говорил вот так, сухо и отрывисто, игнорируя собеседника, Глория совершенно терялась.
– Мы очень давно не встречались, и я думаю…
– То, что ты думаешь, меня вовсе не интересует. Я прошу тебя сделать мне одолжение.
Глория смущенно опустила голову.
– Пожалуйста. Я только хотела сказать, что тебе куда легче позвонить ему.
– Как хочешь. Сегодня я приглашу его к нам. Но когда он придет, ты должна завлечь его.
Глория вспомнила свои обязанности в шайке Всемогущих Братьев. Ее, как тайного агента, обычно посылали с опасными поручениями – выведывать вражеские секреты.
– Я должна что-нибудь узнать?
Луис отрицательно покачал головой.
– Нет. Ты просто должна с ним прогуляться. Что касается Хайме, то можешь быть спокойна, Давид о нем знает побольше тебя. Твое дело, – добавил он с иронической улыбкой, – быть с ним понежней.
«Это единственное, – думал он, – что от нее требуется. Любой, кто ее увидит, втюрится в нее». В прошлом году дон Сидонио пригласил на обед молодого человека с блестящим будущим, за которого мечтал отдать свою дочь. И Луис, этот несносный мальчишка, которого дон Сидонио, как тяжкий крест, столько лет тащил на своих плечах, начал приставать к гостю с расспросами, богат ли он, есть ли у его отца рента, и с издевкой расхваливал добродетели и хозяйственные способности своей сестры. «Только черствый человек не любит своих родителей…»
Глория пропустила его замечание мимо ушей. Они дошли до почтамта, и здесь Луис вдруг махнул рукой, прощаясь с сестрой.
– Ладно. Поговорим потом. Я сегодня же позвоню ему.
– Ты уходишь?
– Да. У меня дела.
– А как же деньги? Если хочешь…
– Не беспокойся. Я достану где-нибудь в другом месте.
Насвистывая, Луис ушел. В первом же кафе на Гран Виа он зашел в туалет и попросил у привратницы жетон для телефона-автомата. Сунув жетон в щель, он набрал номер.
– Позовите, пожалуйста, Давида.
– А кто его спрашивает?
– Паэс.
Луис положил трубку на столик и окинул взглядом женщину, продающую жетоны. Недовольно бормоча что-то сквозь зубы, она рылась в своих юбках. Подождав немного, Луис приложил трубку к уху.
– Давид? Это я, Паэс. Послушай, завтра вечером ко мне зайдет Кортесар. Он купил билеты в кино, я думаю, ты не откажешься…
– Что-нибудь интересное?
– Не знаю. Он мне ничего не сказал.
– Когда ты его ждешь?
– В шесть.
– Хорошо, я приду.
– Я буду ждать.
– Договорились.
Пока Давид благодарил приятеля, тот уже повесил трубку. Луис поднялся по лестнице, прыгая через две ступени. Он улыбался. «Теперь, – думал он, – мне не хватает только денег».
На улице, подняв руку, он остановил такси.
– В Новисиадо, пожалуйста.
Сидя в такси, Луис развернул носовой платок, в котором спрятал бабушкино золотое кольцо и медали братишек, полученные ими при первом причастии, и критически оглядел их.
– Посмотрим, что мне дадут за эту пакость.
Луис постучал в стекло, приказывая шоферу ехать побыстрее.
После двух часов упорных уговоров, когда Анна уже была готова отступиться, служанка наконец сообщила ей необходимые сведения. Высокий смуглый жених служанки недоверчиво прислушивался к их разговору. Это был грубый деревенский парень с обветренным бронзовым лицом; он угрюмо вертел в руках берет.