Джессапа судили задолго до того, как анализ ДНК стал применяться в практике уголовных расследований, и теперь, через много лет, экспертиза показала, что сперма не принадлежала осужденному. Новые данные склонили чашу весов в пользу Джессапа. Верховный суд штата, отметив и другие неувязки в доказательной базе, а также ряд процессуальных нарушений, вернул дело в окружную прокуратуру.
Помимо этого, я мало что знал о подробностях и не читал решения суда, только отрывки из него в «Лос-Анджелес таймс», но скандал получился громкий. Были подняты из архивов многочисленные протесты Джессапа, оставленные в свое время без внимания, его жалобы на произвол полиции и суда. Признаюсь, я не без удовольствия наблюдал, как пресса и телевидение поджаривают моих извечных противников на медленном огне. Если хотите, можете считать это мелким злорадством. Я не имел никакого отношения к процессу Джессапа, да и в окружной прокуратуре уже нет никого из тех, кто работал в 1986 году, но сторона защиты имеет на своем счету так мало побед, что каждое поражение властей неизменно вызывает у нас своего рода корпоративное ликование.
Верховный суд принял решение неделю назад, и окружная прокуратура получила шестьдесят дней на то, чтобы отправить дело на повторное расследование либо освободить Джессапа от всех обвинений. С тех пор не было дня, когда осужденный не появлялся бы в новостях. Он давал бессчетные интервью лично и по телефону из тюрьмы Сан-Квентин, заявляя о своей невиновности и всячески понося полицию и обвинителей, по чьей милости угодил за решетку. Джессап заручился поддержкой нескольких голливудских звезд и заранее подал гражданский иск к городской и окружной администрации, требуя многомиллионного возмещения убытков за долгие годы несправедливого заключения. В нашу эпоху продвинутых медиатехнологий он имел неограниченную аудиторию и делал все, чтобы получить статус народного героя. Выйдя из тюрьмы, Джейсон Джессап стал бы знаменитостью.
В общем и целом у меня сложилось впечатление о нем как о невинно осужденном, который заслуживает любых возможных компенсаций за четверть века мучений. Даже моих скудных знаний о материалах дела хватало, чтобы понять полную бесперспективность дальнейшего уголовного преследования Джессапа. При наличии результатов генетического анализа это было бы актом политического мазохизма, в склонности к которому Уильямса и Риделла трудно было заподозрить. Разве что…
Я прищурился:
— Вы знаете что-то, чего не знаю я? И вдобавок не знает «Лос-Анджелес таймс»?
Окружной прокурор наклонился ко мне с самодовольной улыбкой:
— С помощью экспертизы Джессап доказал лишь то, что его ДНК не содержится в образцах, взятых с одежды жертвы. Он не обязан устанавливать, чья была сперма.
— Значит, вы проверили по банку данных?
Уильямс кивнул:
— Да, проверили. И нашли.
— Чья же?
— Пока вы не участвуете в деле, сказать не могу, информация конфиденциальная, но она поможет нам выработать такую стратегию обвинения, чтобы оставить в стороне вопрос о ДНК, сохранив в целости общую доказательную базу. Чтобы осудить Джессапа в первый раз, экспертиза не понадобилась, обойдемся и теперь. В восемьдесят шестом мы были уверены, что он виновен, и если я не попытаюсь его осудить теперь, невзирая на шансы, общественное мнение и возможные политические последствия, то пренебрегу своим служебным долгом.
Он говорил словно перед журналистами. Я пожал плечами:
— В таком случае почему бы так и не поступить? Зачем обращаться ко мне, когда у вас три сотни отличных юристов? Во всяком случае, один из них, которого вы маринуете в филиале в Ван-Нуйсе, взялся бы не раздумывая… Я-то здесь при чем?
— Обвинение не должно исходить от окружной прокуратуры. Слышали ведь наверняка все эти разговоры или читали. История с душком, и никого не волнует, черт побери, что мои люди не имеют к ней отношения. Чтобы представлять дело в суде, нужен человек со стороны, независимый. Кто-то, кого…