— Вы не сказали, где он сможет разыскать вас, получив и осмыслив всю перечисленную информацию.
— Во второй половине дня сегодня я намерен дожидаться его визита у себя дома, на Беверли-Хиллз. Если при разговоре с Майком вам удастся как бы случайно упомянуть этот район, думаю, он разыщет мой адрес по телефонному справочнику…
— А если Майк все-таки не придет? — осведомился Страуберг.
— Значит, мой расчет был в чем-то неверен, и мне придется изобрести еще что-нибудь.
— Есть еще один момент, о котором я не имею права не думать, — как бы рассуждая про себя, проговорил мой собеседник. — Не вызовет ли наш эмоциональный нажим слишком уж непредсказуемой реакции?
— Вы имеете в виду насилие со стороны неуправляемых юнцов?
— Вот именно.
— Я думал об этом. Что ж, без риска в нашем деле не обойтись. Но здесь, поверьте моему опыту, заранее оправданный риск!
— Ну что ж, вам видней. Я позвоню Майку около трех часов дня, как вы и предлагаете. Но имейте в виду, мистер Холман. Если, вопреки вашим ожиданиям, Майк и Шон применят силу либо оружие, я считаю своим долгом сообщить властям о нашем с вами нынешнем разговоре.
— Если что-то такое случится, думаю, меня эти детали уже не будут волновать, — ответил я вполне серьезно. — Впрочем, в следующий раз я постараюсь придумать что-либо попроще…
— В одном вы правы, — голос Страуберга звучал глуше, чем раньше, — в том, что стремитесь сдвинуть события с места, подтолкнуть всех действующих лиц к тому, чтобы они как-то проявили себя… Вот вы и меня включили в этот круг. Пожалуй, выпавшая мне роль не самая лучшая, словно надо нажать на кнопку…
— Не ожидал, что вас смутит чувство ответственности исполнителя, — проговорил я. — Мне казалось, что ваша должность включает в себя право нажатия кнопок вместо мистера Линдермана. Разве не так?
Но, повернувшись к Страубергу, я понял, что разговор этот для него неприятен, и поторопился переменить тему:
— Я хотел бы еще раз вернуться к разговору о магнитофонных записях. Не обратили ли вы внимания, когда прослушивали эти пленки, упоминала ли Флер хоть раз о своем первом муже, Курте Варго?
— Разумеется, упоминала! — Мне показалось, что Денни Страуберг рад, что мы ушли от чем-то неприятного ему разговора.
— Ее первый муж утонул на Гавайях вскорости после их свадьбы, — пояснил я.
— Она вспоминала свой медовый месяц достаточно подробно.
— Мне бы хотелось узнать об этом побольше, — проговорил я.
— Видите ли… — Страуберг помолчал. — Даже точное воспроизведение ее слов в данном случае мало что проясняет…
— Не понимаю вас.
— Я попытаюсь начать издалека, если это уместно?
— Разумеется, — кивнул я.
— Боюсь утомить вас слишком долгими рассуждениями, но придется привести пример из собственной жизни. Смерть жены, с которой мы были вместе более двадцати лет, когда-то очень сильно потрясла меня. Казалось, моя собственная жизнь тоже уже окончена и в ней ничего значительного не произойдет. Я упивался памятью об этой несравненной женщине, но примерно через полгода понял, что так нельзя. Боль притупилась. Еще через год я встретил другую. Проснулись лучшие чувства… Правда, мы быстро поняли, что не подходим друг другу. Но я о другом. О том, что для меня оказалось возможным полюбить повторно. Думаю, мистер Холман, что большая часть того, что принято называть любовью, основана не на мыслях об объекте наших чувств, а на существовании такого объекта в реальности. Чтобы любить кого-то, нужно как минимум его наличие. Иначе нам придемся рассуждать не о любви, а о погоне за призраками. Любовь к призраку — патология, признак неврастении, если не более сложного психологического состояния…
— Думаете, Варго — всего только навязчивая идея Флер Фалез?
— Думаю! — он почти кричал. — Она не может помнить о нем так долго. Они едва знали друг друга. Представляете: замужество сроком всего в десять дней!
Он вдруг остановился и глубоко вздохнул. Речь стала обычной, размеренной: