Он ущипнул сильнее. Еще сильнее. До синяка. Ничего. Только боль в запястье добавилась к боли в груди и голове. Реальность оставалась непоколебимой: каменные стены, дубовые балки, перепуганные лица в старинных одеждах, пульсирующая рана от пули.
Не кома. Ужасная, невозможная догадка начала кристаллизоваться в его сознании, холодная и неумолимая. Это… реальность. Новая реальность. Я не Лео Виллард. Я… граф Леонард Виллар. Сердцеед. Дуэлянт. И я чудом выжил после того, как меня подстрелил рогоносец-муж.
Он открыл глаза. Взгляд его, еще мутный от боли и слабости, но уже лишенный прежней растерянности, скользнул по лицам, склонившимся над ним: служанке, доктору, тому мужчине в камзоле, который назвал его «Леонардом» с такой… фамильярной тревогой? Брат? Друг? Управляющий?
Выжил. Но какой ценой? Мысли лихорадочно заработали. Они говорят, я был тяжело ранен. Почти умер. Значит… амнезия — идеальное объяснение. Кто будет сомневаться?
Лео сделал вид, что с трудом фокусирует взгляд на мужчине в камзоле. Он намеренно позволил своему лицу выразить полную, искреннюю пустоту и непонимание.
«Я… я не помню,» — прошептал он, вкладывая в голос всю возможную слабость и растерянность. «Ни дуэли… ни этого… де Марвиля… ни… вас.» Он замолчал, словно собираясь с силами, а затем добавил, глядя прямо в глаза мужчине: «Кто вы? И… кто я?»
В комнате воцарилась гробовая тишина. Служанка ахнула и прикрыла рот рукой. Доктор замер с пузырьком микстуры в руке. Лицо мужчины в камзоле стало абсолютно бесстрастным, но в его глазах мелькнуло что-то — шок? Соображение? Расчет?
Хороший ход, Виллард… или Виллар? — подумал Лео, чувствуя, как его новое, израненное тело требует сна. Теперь мяч на их стороне. А мне… мне нужно время. Чтобы понять. Чтобы выжить. В этом новом, безумном мире, где правят шпаги, интриги и чужие жены. И последняя мысль перед тем, как темнота снова накрыла его, была горькой и ироничной: ну что ж, граф Леонард Виллар. Похоже, твоя "игра" только начинается. И ставки… гораздо выше.
Глава 7. Стратегия призрака в графской шкуре
Лео — нет, Леонард — проснулся не от боли, хотя она всё ещё тлела в груди, словно затаившийся уголёк, напоминающий о себе тупой пульсацией. Он проснулся от звенящей ясности. Словно кошмарный морок, окутывавший сознание после пробуждения, рассеялся в одночасье, обнажив холодный, безжалостный рассвет фактов.
Он умер. Ослепительная вспышка жёлтой машины. Мгновение всепоглощающего хаоса. А затем… беспросветная тьма. Умиротворение. Призрачный свет. И этот шёпот, вырвавший его из ласковых объятий небытия и швырнувший сюда, в измученное тело, в этот каменный склеп под тяжёлыми балками, пропитанный запахом крови и трав. Лео Виллард — прах. Его тело — пепел, развеянный где-то в будущем, где сейчас, вероятно, копаются в обломках и слагают скорбные некрологи о «трагической гибели IT-магната».
А он жив. В плену тела графа Леонарда Виллара. Человека, осмелившегося разделить ложе с чужой женой, вызванного на дуэль, сражённого пулей в грудь и чудом избежавшего смерти. Человека, чьё прошлое — непроглядная тайна: с врагами, друзьями, долгами, привязанностями, репутацией… и, судя по всему, с даром плодить проблемы из ничего.
Душа… Мысль, над которой он прежде презрительно посмеялся бы, заставила его с трудом сглотнуть вязкий комок. Неужели это она? Переселение душ? Рай, ад, муки чистилища? Он вспомнил тёплый, манящий свет в конце туннеля, сладостное предвкушение встречи с отцом. А потом… спасение той женщины и ребёнка… Ирония нависла над ним, тяжелее дубовых балок. Неужели этот… опрометчивый порыв героизма? Он, циник и эгоист до мозга костей, совершил единственный в жизни истинно самоотверженный поступок — и угодил не в райские кущи, не в отцовские объятия, а в преисподнюю аристократических интриг и огнестрельных ран? «Боже, если Ты существуешь, у Тебя непостижимо извращённое чувство юмора».
Боль в груди разгорелась с новой силой, словно в подтверждение кошмарной реальности. Он издал приглушенный стон, не в силах сдержать его.
Дверь бесшумно приоткрылась. В проёме возникла фигура — не служанка в чепце, а молодой человек лет двадцати пяти, одетый в скромную, но безупречно чистую ливрею приглушённого зелёного цвета. Его лицо было бледным от бессонных ночей, но в глазах плескались искренняя тревога и… облегчение.
«Ваша светлость?» — прошептал он, застыв на пороге. «Вы не спите? Разрешите войти?»