«А люди?» — спросил Леонард, когда Арман закончил с цифрами. «Кто ключевые фигуры? Управляющие, старосты?»
«Староста деревни Сен-Клу — Жан Бернар,» — ответил Арман, указывая на точку на карте. «Человек опытный, но… консервативный. Любит говорить: «Так деды наши делали». Староста Ларошель — Мартен Лефевр. Молод, амбициозен, но склонен к самоуправству. За ними нужен глаз да глаз.»
Первая победа Леонарда: он попросил Армана организовать инспекционную поездку. Недалеко, в ближайшую деревню Сен-Клу, и не на целый день. «Хочу посмотреть своими глазами. Услышать голоса, а не только цифры,» — заявил он. Арман, хоть и с сомнением покачал головой (здоровье!), но согласился.
Поездка в крытой карете по ухабистой дороге стала новым испытанием. Каждый камень отзывался болью в груди. Но вид за окнами завораживал: бескрайние золотистые поля, уходящие к горизонту, стада овец, как клочья облаков на зеленом ковре лугов, крестьянки в ярких платках у колодца. Идиллия, которой он никогда не видел в своем бетонно-стеклянном будущем.
Первое поражение: встреча с реальностью. Деревня Сен-Клу встретила графа настороженным молчанием. Крестьяне в грубых холщовых рубахах и сабо снимали шапки, кланялись, но глаза их были пугливы и недружелюбны. Жан Бернар, староста, дородный мужчина с красным лицом и потными ладонями, засыпал Леонарда потоком жалоб: дожди запоздали, урожай будет скудным, налоги слишком высоки, мельница старая и часто ломается…
Леонард, опираясь на трость, слушал. Его мозг искал решения: ирригация? Новые сорта? Ремонт мельницы? Но как это объяснить здесь и сейчас? Он попробовал:
«Жан, а если прорыть канавы от реки к полям? Чтобы поливать в засуху?»
Староста уставился на него, как на говорящую лошадь.
«Канавы, ваша светлость? Да там же глина, копать — сил не хватит! Да и вода с реки — она холодная, пшенице вредно! Так не делали никогда!»
Поражение. Леонард понял, что его «рациональные» идеи из будущего натыкаются на стену вековых традиций, суеверий и простого нежелания менять привычный уклад. Он почувствовал себя идиотом.
Первая маленькая победа: у мельницы. Мельник, хмурый и немолодой, пожаловался на сломанный жернов — везти чинить в город дорого и долго, зерно гниет. Леонард, осмотрев механизм (очень примитивный по его меркам), заметил не сломанную, а съехавшую с оси деталь крепления. Нечто подобное он видел в документах по истории техники.
«Пьер, дай ему молоток и железный клин,» — распорядился Леонард. Он сам, под удивленные взгляды мельника, старосты и Армана, показал, куда вбить клин, чтобы зафиксировать ось. Несколько ударов — и жернов встал на место. Мельник осторожно запустил механизм — заработало!
На лицах крестьян впервые мелькнуло нечто, кроме страха — уважение. Граф не просто приехал — он помог. Пусть мелочь, но значимая.
Второе поражение (и урок): налоги. В конторе старосты Леонард решил просмотреть списки податей. Его взгляд сразу выхватил несоответствие: у крестьянина Пьера Лебрена в списке значилось меньше овец, чем он только что видел в загоне. Леонард указал на это Бернару.
«А… это, ваша светлость,» — заерзал староста. «Лебран… он вдовец, детей куча. Я… немного скинул, чтобы семья не померла с голоду. По-человечески…»
Леонард посмотрел на Армана. Тот едва заметно пожал плечами: «Бывает. Жан мягкосердечен.»
Но Леонард почувствовал подвох. Это был не альтруизм, а коррупция. Лебран, вероятно, платил Бернару «откат» за послабление. Если закрыть глаза — подорвет авторитет и поощрит воровство. Если наказать Бернара — настроит против себя всю деревню и лишится опытного (хоть и вороватого) управленца.
«Исправь списки, Жан,» — холодно сказал Леонард. «По закону. А о помощи вдовцам… мы подумаем отдельно. Системно.»
Он не знал еще, как создать эту систему, но понял главное: милосердие должно быть официальным, а не личным карманом старосты. Бернар побледнел и пробормотал согласие. Авторитет графа вырос, но староста теперь был потенциальным врагом.
Уроки выживания:
Быт: Он учился носить камзолы и чулки без стонов неудобства, есть местную пищу (не жирную, не соленую, но сытную), пить молодое вино вместо «Бразилии Сантос». Пьер стал его гидом в мире манер и условностей.