Выбрать главу

Сесиль де Клермон была воплощением холодной, отточенной красоты. Ее платье — шедевр портновского искусства, лицо — фарфоровая маска, оживающая лишь при появлении важных гостей. Леонард вручил ей ноты.

«Мадемуазель, ваш салон славится изысканным вкусом. Надеюсь, эти сонаты займут достойное место в вашей коллекции и, возможно, порадуют слух гостей.»

Сесиль приняла подарок с изящным реверансом.

«Благодарю вас, месье граф. Вы очень… внимательны.» Ее голос был мелодичен, как серебряный колокольчик. Но взгляд… Взгляд был не соловьиный. Это был взгляд хищницы, оценивающей добычу. Он скользнул по дорогому, хоть и пыльному, камзолу Леонарда, задержался на перстне с гербом Вилларов, промерил его с ног до головы, вычислив состояние, влияние и перспективы. В ее глазах не было ни капли тепла, лишь холодный расчет и амбиция. Она видела не Леонарда, а Графа Виллара — выгодную партию, лакомый кусок на брачном рынке.

«Системное предупреждение: Обнаружена вредоносная программа "GoldDigger.exe". Уровень угрозы: высокий. Рекомендуется: изоляция и игнорирование.»

Музицировала Сесиль действительно божественно. Пальцы ее порхали по клавишам клавесина, извлекая сложные, виртуозные пассажи. Голос, чистый и сильный, заполнял зал. Это было искусно, технически безупречно… и совершенно бездушно. Как заводная фарфоровая кукла, поющая по заложенной программе.

Леонард слушал, отдавая должное мастерству, но внутри росло ощущение ледяного дискомфорта. Этот салон, эта музыка, этот оценивающий взгляд — все это было чуждо, фальшиво, как дешевая позолота. Его мысли, вопреки стараниям Сесиль, унеслись далеко от Парижа.

«Какая она должна быть, моя будущая жена?» — вопрос возник внезапно и настойчиво, как набат. «Не эта. Не холодная статуя, не расчетливая хищница. И не Амели, милая, но слишком хрупкая для моего мира хаоса и созидания.»

Образы всплывали сами собой:

1. Она не должна бояться грязи под ногтями после прогулки по новым полям.

2. Ей должно быть дело до людей, не из вежливости, а по-настоящему. Чтобы она могла зайти в хижину к больному ребенку, не морщась, и принести не только лекарство, но и утешение.

3. Она должна понимать, что мельница, дорога, школа — это не прихоть, а жизнь. И поддерживать это, а не тянуть назад в салоны.

4. Она должна быть сильной. Чтобы выдержать его отсутствия, его погруженность в дела, его споры с де Люси и интендантами.

5. Она должна… любить. Любить эту землю, этих людей. Любить… его. Не титул, не богатство, а его — Леонарда, со всеми его странностями, его прошлым, его одержимостью.

И тогда, как удар молнии, пришла вторая мысль, пронзительная и неожиданная:

«А еще… я хочу сына.»

От этой мысли у Леонарда резко потемнело в глазах. Он схватился за подлокотник кресла, чтобы не потерять равновесие. Звуки музыки на мгновение отступили, сменившись оглушительным гулом в ушах.

«Сына? Я? Лео Виллард, циник и бабник из 2025, который считал женщин развлечением? Леонард де Виллар, светский лев и дуэлянт, не думавший дальше следующей интрижки? Я… хочу сына?»

Это было не просто желание продолжить род под давлением маркизы. Это было глубокое, животное желание. Желание увидеть мальчика с его упрямым подбородком и глазами… чьими? Матери? Желание учить его ездить верхом, показывать ему поля, объяснять, как работает мельница, видеть, как он растет, перенимая не только титул, но и дело. Наследник не просто крови, но и духа.

Он никогда не задумывался об этом. Никогда не верил в любовь, считая ее химией или удобной иллюзией. Никогда не думал, что женится, предпочитая мимолетные связи. Как же все изменилось! Тело графа стало не просто оболочкой, а кузницей, переплавившей его душу. Попав в этот век, в эту жизнь, он был полностью перепрошит.

Он больше не был Лео, любителем женских юбок и легких побед. Он не был и прежним графом-ловеласом, игроком и дуэлянтом. Он стал… улучшенной версией. Версией, которая хочет не брать, а строить. Не разрушать, а защищать. Защищать свои земли от неурожая и произвола. Защищать своих людей от нужды и несправедливости. Защищать свою будущую жену — настоящую, не фарфоровую куклу и не хищницу — от всех бурь этого мира. И защищать их сына… дать ему то, чего не было у него самого: корни, дом, семью, мать, отца, который присутствует в трезвом виде, и дело, которое стоит продолжать.

Музыка Сесиль стихла под аплодисменты. Леонард автоматически присоединился к ним, его ладони хлопали, но взгляд был устремлен внутрь себя, в то новое, неожиданное и пугающе сильное будущее, которое только что родилось в его душе. Хищный взгляд мадемуазель де Клермон скользнул по нему снова, но теперь он казался Леонарду просто смешным, как жалкая попытка мухи притвориться орлом.