Он встал, чтобы откланяться. Впереди был долгий путь обратно в особняк, а завтра — снова дороги, стройки, люди. Его люди. Его жизнь. И где-то там, впереди, маячил образ женщины с теплыми, умными глазами и сильными руками, и мальчика, в чьем смехе будет звон нового утра над полями. Все остальное — салоны, хищные соловьи, даже тень маркизы — отступило на второй план перед мощью этого нового видения. Он знал, что будет искать. И знал, что найдет. Потому что теперь он знал, чего хочет. По-настоящему.
Глава 22. Кузен, Герцогиня и Искра Будущего
Утро после салона де Клермон встретило Леонарда не парижской дымкой, а кристально чистым воздухом его поместья и запахом свежеиспеченного круассана — еще одной маленькой победы его кухарки, освоившей парижские рецепты. За столом в светлой столовой его ждал кузен Арман, уже погруженный в свежий выпуск «Газетт де Франс».
«А, Лео! Проснулся?» — Арман отложил газету, его добродушное лицо расплылось в улыбке. «Ну, как вчерашний «Хищный Соловей»? Успела ли она вцепиться коготками в твое графское достоинство?»
Леонард налил себе кофе, его губы тронула легкая усмешка. Системное предупреждение вчера вечером казалось теперь особенно точным.
«Виртуозно, надо признать. Но, как и думал — не мой типаж. Холодна, как лунный свет на леднике, и расчетлива, как банкир.»
Арман рассмеялся.
«О, я тебя предупреждал! Сесиль — прекрасная партия формально. Ее приданое способно купить пол-Прованса, а связи отца… Но жить с ней? Это все равно что жениться на очень красивой, очень дорогой бухгалтерской книге. Ты же теперь не тот, кто довольствуется красивой обложкой, а заглядывает в содержание, верно?»
«Точно, кузен, — Леонард откусил круассан. — Мне нужно содержание. Человеческое тепло, а не расчет. Страсть к жизни, а не к титулам. Кто-то, кто не побоится замарать подол платья в моих полях или сказать правду в лицо, не оглядываясь на этикет.»
Арман кивнул, его взгляд стал серьезнее.
«Что ж, тогда напомню тебе: в воскресенье обед у герцога и герцогини де Ламбер. Они очень… старой закалки. Консервативны, боготворят традиции, но честны и уважаемы. И у них есть дочь. Мадемуазель Элоиза.»
Леонард насторожился.
«И?»
«И она — полная противоположность Сесиль, — Арман развел руками. — Умна, начитана, но… затворница. Редко появляется в свете. Герцогиня оберегает ее как зеницу ока. Ходят слухи, что Элоиза обладает независимым умом и не слишком жалует условности Парижа. Возможно, слишком умна для своего же блага в нашем мире. Может, это она? Твоя загадочная будущая жена?»
«Затворница с независимым умом… — Леонард задумался. — Звучит интереснее, чем хищница в шелках. Ладно, Арман, посмотрю. В воскресенье.»
Но мысли о будущей жене тут же отступили перед более насущным желанием — погрузиться в ритм его владений, в эту живую, дышащую реальность, такую далекую от парижских салонов. Завтрак был окончен, и Леонард, сменив камзол на простой, но добротный сюртук, отправился в объезд.
Он проверил ход работ по укреплению дороги к Ле Бурже — уже выложен первый слой камня, мужики работали споро, зная, что их труд оплачен и накормлен. Заглянул к больному мальчику Мари-Луизы — парижский врач уже побывал, оставил лекарства, и ребенок, хоть и слаб, был вне опасности. Улыбка матери и ее благодарность были дороже любых аплодисментов в салоне. Осмотрел растущие стены школы — старый Мартен бодро командовал подмастерьями. Все шло по плану. Это был его ритм, его созидание. Он чувствовал себя на своем месте.
К полудню, слегка пропыленный, но удовлетворенный, Леонард зашел в свой кабинет. Там, за столом, заваленным бумагами, склонились над работой два юных силуэта: Жак, сын мельника, коренастый и серьезный не по годам, и Мари, дочь деревенского писца, хрупкая, но с цепким, умным взглядом. Они трудились над отчетами по урожаю и поставкам — Леонард считал, что будущих управляющих надо растить с малого и из местных.
«Месье граф!» — вскочили оба, слегка смущенные.
«Не отвлекайтесь, продолжайте, — Леонард махнул рукой. — Показывайте, что наработали.»
Они подали ему аккуратно составленные листы. Цифры по урожаю, расчеты по фуражу, списки необходимого для строительства — все было сделано четко, с пониманием. Леонард просматривал, одобрительно кивая. И тут Жак, краснея до корней волос и переминаясь с ноги на ногу, выступил вперед.