«Смертельно серьёзно, кузен, — кивнул Леонард. Его взгляд снова стал отстранённым, но теперь в нём горела не одержимость, а какая-то новая, глубокая решимость. Именно поэтому я так… вышел из себя. Потому что увидел её — и понял. А потом… не успел познакомиться. Совсем чуть-чуть не успел. И она исчезла. Вот и весь мой «транс» и «одержимость».»
Арман продолжал смотреть на него, пытаясь осмыслить услышанное. Сердце всё ещё колотилось от недавнего страха, но теперь его начало заполнять другое чувство — изумление.
«Но… но кто же она, Лео? Кто эта счастливица, что смогла…» — он не договорил «сломать тебя за один вечер», но мысль витала в воздухе.
Леонард усмехнулся беззвучно, уголки его губ дрогнули. Он посмотрел на Армана, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на вызов.
«Графиня Елена де Вальтер.»
Арман ахнул так громко, что кучер на козлах, вероятно, вздрогнул. Его глаза округлились до невероятных размеров. Все краски мира — синий камлот, темноту кареты, бледное лицо Лео — затмил один образ: неприступная, ледяная красавица в чёрном, отшившая самого герцога де Ришелье.
«Елена де Вальтер?! — выдохнул он, голос сорвался на визгливый шёпот. — Та самая… «ледяная комета»? Вдова с тайной? Та, что всех отшивает? Она?! Лео, да ты с ума сошёл! Она же… она же статуя! Она же…»
«Она — та, кого я хочу видеть своей женой, — перебил его Леонард спокойно, но так, что все возражения застряли у Армана в горле. И это не охота, Арман. Это… судьба.»
Он снова откинулся на спинку и закрыл глаза, но теперь на его лице читалась не досада, а сосредоточенность генерала, разрабатывающего план сложнейшей кампании. Кампании за сердце, которое, возможно, было сковано не просто льдом, а вечной мерзлотой.
Арман молчал, глядя на кузена. Страх не исчез полностью. Он просто сменился на новый, еще более сильный — страх перед безумием, на которое был способен Леонард Виллар, когда по-настоящему чего-то хотел. Особенно если этим "чем-то" была самая неприступная женщина во Франции.
Глава 32: Планы и Качели
Тяжелые дубовые двери особняка Вилларов захлопнулись, отсекая шум ночного города и гулкий отзвук бала. В прихожей воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием догорающих в стене факелов да шорохом снимаемых плащей. Леонард ощущал эту тишину почти физически — как густую, липкую пелену, обволакивающую его после оглушительной, какофонии чувств в бальном зале. Ощущение унижения, жгучее и всепоглощающее, все еще пылало под кожей, смешиваясь с неутоленной, навязчивой тягой к той, что в черном бархате. Ему отчаянно хотелось выпить. Не для веселья, а чтобы приглушить этот внутренний вихрь, остудить пыл, обрести хоть тень контроля.
Не оглядываясь, он направился в свой кабинет. Шаги его по паркету казались громче обычного. За ним, словно тень, обеспокоенный и молчаливый, последовал Арман. Он видел этот опасный блеск в глазах кузена еще в карете, этот застывший, устремленный в никуда взгляд, полный фанатичной решимости. Страх за Лео, тот самый холодный укол, испытанный на балу, не отпускал.
Кабинет погрузился в полумрак, освещенный лишь неровным светом тлеющих углей в камине да тонкой струйкой лунного света из высокого окна. Леонард молча подошел к массивному резному буфету, щелчком открыл шкафчик с хрустальными графинами. Звон наливаемого в тяжелый бокал коньяка прозвучал в тишине как выстрел. Он плеснул щедро, почти до краев. Не предлагая Арману (что само по себе было необычно), он сделал первый долгий глоток. Огонь растекся по горлу, согревая изнутри, но не принося желанного умиротворения — лишь подпитывая внутреннее пламя.
Арман, не дожидаясь приглашения, налил себе скромную порцию в другой бокал и опустился в глубокое кожаное кресло напротив Леонарда, у самого камина. Огоньки играли на его еще юном, но сейчас серьезном лице. Он наблюдал, как Лео, откинувшись в своем кресле, смотрит не на пламя, а куда-то сквозь него, сжав бокал так, что костяшки пальцев побелели.
Тишина затягивалась, становилась тягостной. Арман не выдержал.
«Лео… — начал он осторожно, — что теперь?» Голос его звучал тихо, но отчетливо в тишине кабинета. «После… после всего этого?»
Леонард медленно перевел взгляд на него. В глубине глаз, подсвеченных огнем камина, все еще бушевала буря, но голос, когда он заговорил, был удивительно ровным, почти деловым:
«Надо будет найти к ней подход. К Елене де Вальтер.» Он произнес имя с особой весомостью, как будто пробуя его на вкус. «Не могу же я просто явиться к ней на порог и заявить: «Здравствуйте, будущая жена. Готовьтесь стать матерью моего сына. И провести всю оставшуюся жизнь купаясь в моей любви». — В голосе его прозвучала горькая ирония, но не над идеей, а над абсурдностью такого прямого метода.