Арман неожиданно фыркнул, а потом рассмеялся — коротко, нервно, но искренне. Звук смеха, такой неожиданный и живой в мрачной атмосфере кабинета, казалось, слегка рассеял напряженность. В этом смехе было и облегчение — страх, что Лео окончательно погрузился в пучину прежней одержимости, немного отступил. Он узнал в этой иронии, в этой попытке шутить над безумием ситуации, знакомые черты нынешнего Леонарда, того, кто научился смотреть на себя со стороны.
«Ну, это да, — улыбнулся Арман, потирая переносицу. — Такой подход вряд ли впечатлит Ледяную Графиню. Пожалуй, вылетишь оттуда быстрее, чем вошел.» Он помолчал, обдумывая. «А что, если… поговорить с тетушкой Элизой? Маркиза д’Эгринья знает всех и вся. Она — ходячая энциклопедия светских связей и тайных ходов. Возможно, она знает что-то о графине де Вальтер, о ее круге общения… Может, подскажет, как с ней завязать знакомство… под благовидным предлогом?»
Леонард внимательно смотрел на кузена, пока тот говорил. Идея была здравая. Очень здравая. Тетушка Элиза, при всей своей эксцентричности, была кладезем информации и мастером светских интриг. Ее благосклонность к нему, Леонарду, после его «перерождения» была очевидна.
«Ты прав, Арман, — кивнул Леонард, и в его глазах мелькнул первый проблеск конкретного плана, оттесняя слепую ярость. — Тетушка — ключ. Правда, — он нахмурился, — не уверен, как она отнесется к вдове… особенно такой… независимой. У тетушки свои представления о подходящих партиях. Но попробовать стоит.» Решение созрело мгновенно. «Завтра же поеду к ней. С утра.»
Он отпил еще глоток коньяка, ощущая, как алкоголь и четкий план начинают вытеснять беспомощную ярость. Взгляд его упал на Армана, и он вспомнил о другом, не менее важном.
«А твой проект? — спросил он, возвращаясь к их общему делу. — Земли? Ты же планировал завтра выехать на осмотр? Нельзя терять время.»
Арман оживился. Разговор о деле, о их общем будущем, был глотком свежего воздуха.
«Да, конечно! — поспешно ответил он. — Я уже все приготовил. Выеду на рассвете. Хочу успеть осмотреть межевые знаки и поговорить с управляющим до полудня. Обещаю, все будет сделано тщательно.»
На губах Леонарда появилась слабая, но искренняя улыбка. Видеть кузена таким — ответственным, увлеченным, строящим свое будущее — было лучшей наградой за все его усилия. Пока с Арманом все шло по плану. Их план. Это придавало сил.
«Отлично, — сказал он, и в голосе впервые за вечер прозвучало тепло. — Держи меня в курсе.»
Арман допил свой коньяк и встал. «Спокойной ночи, Лео. И… — он колебался мгновение, — удачи завтра с тетушкой.»
«Спокойной ночи, кузен.»
Леонард остался один в кабинете, дожидаясь, когда угли в камине превратятся в пепел. Выпив остатки коньяка, он медленно поднялся и пошел в спальню. Но сон не шел. Он ворочался на широкой кровати, простыни казались ему неудобными, а тишина комнаты — давящей. Перед глазами снова и снова стояла она. Холодный взгляд. Презрительное «Фып!». Иллюзорное ощущение ее аромата — снега и тайны.
И вдруг, сквозь этот навязчивый калейдоскоп, в его сознании возник совершенно неожиданный образ: детские качели. Простые, деревянные, висящие под сенью старого дуба в саду. Он ясно увидел их: дощечку сиденья, прочные веревки, как они плавно раскачиваются на ветру.
Мысль пронзила его с невероятной ясностью и теплотой. Завтра же. Завтра он прикажет плотнику смастерить самые лучшие, самые крепкие и безопасные качели. Поставить их там, где много солнца и мягкая трава. Это будет первый шаг. Первый камень в фундамент его будущего. «Начну готовить дом», решил он, глядя в темноту потолка. «Начну готовить его для нее. Для них. Для нашей драгоценной будущей семьи».
На этих теплых, светлых, почти наивных мыслях, так контрастирующих с бурей дня и ледяным презрением Елены, напряжение наконец начало отпускать. Дыхание Леонарда стало ровнее, мышцы расслабились. Образ качелей, смеха ребенка (его ребенка!) и смутного, пока еще неясного силуэта женщины рядом заволокло сознание мягкой дымкой. Он заснул, унося с собой в сон мечту о доме, наполненном светом, любовью и радостью.