Арман слушал, затаив дыхание, постепенно осознавая масштаб замысла и ту титаническую энергию, что исходила от кузена. Его собственная скромная идея разрослась до поистине грандиозных, захватывающих дух масштабов. Он улыбнулся, тепло и с облегчением глядя на преобразившегося Лео.
«Лео, это… это звучит просто потрясающе. Поистине незабываемо. И знаешь, — добавил он с едва заметным румянцем, стараясь говорить как можно более непринужденно, — я бы с огромным удовольствием посетил такой бал. Особенно если бы… ну, если бы там была мадемуазель Элоиза де Ламбер. Её присутствие, я думаю, добавило бы ему особого… очарования».
Леонард резко обернулся. Взгляд его, еще секунду назад устремленный в сияющее будущее, мгновенно сфокусировался на кузене. Он внимательно, изучающе посмотрел на Армана, на его смущенную улыбку, на робкую надежду, затаившуюся в глубине глаз. И в этом взгляде не было ни тени насмешки, лишь понимание и мгновенная, железная решимость.
«Арман, — произнес Леонард с такой твердостью в голосе, что не оставалось ни малейших сомнений, — это даже не обсуждается. Мадемуазель Элоиза будет в числе самых первых приглашенных. Лично. С самым теплым приглашением от дома Вилларов. Её присутствие — не просто желательно, оно абсолютно необходимо для успеха этого вечера». Он подчеркнул последнее слово с особым значением.
И в этот момент, глядя на лицо кузена, сияющее благодарностью, в голове Леонарда родился новый, дерзкий план, острый и ясный, как отточенная сталь. «Сблизить их, — подумал он с внезапным жаром. — Сблизить максимально. На этом балу. Создать все условия для их счастья. Пусть их чувства расцветут на глазах у всего света. Пусть Элоиза почувствует себя не просто гостьей, а почти что хозяйкой этого праздника будущего рядом с Арманом. Это будет еще один, прочный кирпич в фундамент их новой жизни. И кто знает… видя их счастье, видя, какую волшебную атмосферу я могу создать, Елена… может быть… хоть на миг растопит лед, сковавший её сердце?» Идея была дерзкой, почти безумной, но она зажгла в нем новый, неистовый виток азарта. Бал превращался не просто в демонстрацию его личных преобразований, но и в тонко сплетенную ловушку для чувств — и для Армана с Элоизой, и, втайне надеялся Леонард, для него самого и его неприступной Ледяной Графини.
«Ну что, кузен? — Леонард хлопнул Армана по плечу, и в его глазах снова заиграл знакомый опасный блеск, теперь смешанный с созидательной, всепоглощающей страстью. — Пора возвращаться. Нас ждут бесконечные списки гостей, изматывающие переговоры с поставщиками, инженерами и… чертежи будущего! Этот бал станет неприступной крепостью, которую мы возведем вместе. И возьмем её штурмом, во имя любви и прогресса!»
Леонард уже сделал шаг к карете, но вдруг остановился, оглянувшись на кипящую вокруг работу. Энергия бала была важна, но сейчас, здесь, на этой земле, билось настоящее сердце их совместного начинания.
«Хотя погоди, Арман, — он повернулся к кузену, его взгляд стал более приземленным, деловым, но не менее горящим. — Мы обязательно сделаем этот бал самым ослепительным и современным зрелищем Парижа. Но прежде, чем погрузиться в бальные списки и фейерверки… покажи мне твой проект. По-настоящему. Что уже воплощается, а что пока только в чертежах?»
Лицо Армана озарилось гордостью и радостью. Это был его ребенок, его мечта, ставшая реальностью благодаря поддержке Лео.
«С удовольствием, Лео! Идем!»
Он повел Леонарда по свежепротоптанным тропинкам, минуя груды строительного камня и бревен.
«Вон там, — Арман указал на возвышающийся каркас из мощных дубовых балок, вокруг которого сновали плотники, — закладывается основа главного поместья. Скромнее твоего нынешнего замка, конечно, но уютное, прочное, с большими окнами на юг. Рядом, вон в том длинном строении из светлого известняка — будет сыроварня. Уже стены поднимают. Нашел отличного мастера из Савойи, мечтает экспериментировать с местным молоком и травами.»
Они обошли площадку, и Арман махнул рукой в сторону пологого холма, где рабочие размечали террасы.
«А вон там, на южном склоне — заложим виноградники весной. Пино Нуар и Шардоне, для начала. И рядом, у подножия, — место под винодельню. Уже продумал, где будут давильни, бродильные чаны, подвалы для выдержки…» Глаза Армана светились, когда он говорил о виноделии, это была его особая страсть.