Лео стоял над открытой дверью пылающей машины, чувствуя жар на лице. Его безупречный костюм был в пыли и пятнах дыма, галстук съехал набок. Но на его лице расцвела улыбка — широкая, искренняя, триумфальная. Адреналин бил фонтаном. Герой. Настоящий. Он спас ребенка. В голове мелькнули заголовки таблоидов, восхищенный взгляд той рыжей девушки… И да, благодарственный секс сегодня вечером будет не просто приятным — он будет эпическим. Закрытие сезона в стиле супермена. Он повернулся к ним, чтобы сказать что-то ободряющее, поймать этот благодарный взгляд…
В этот момент бензобак желтой машинки взорвался.
Не громкий хлопок, а оглушительный, сокрушительный БАБАХ! разорвавший утренний воздух. Огненный шар на миг проглотил машину и фигуру человека, стоявшего рядом. Ударная волна отшвырнула девушку с ребенком на асфальт, выбила стекла в ближайших автомобилях. Клубы черного дыма и алого пламени взметнулись в небо.
Лео Виллард не успел ничего почувствовать. Только ослепительную вспышку и ощущение… абсолютной, мгновенной ошибки. Как фатальный крах системы. Последняя мысль, промелькнувшая в его отточенном, алгоритмическом мозгу, была лишена пафоса: «Кофе… «Бразилия Сантос»… не успею…».
Потом — только темнота. Тишина. Отказ всех систем. Безупречный код дал последний, непоправимый баг. Циник из будущего, покоритель сердец и облачный магнат, погиб, пытаясь спасти чужого ребенка в утренней пробке. Ирония судьбы была совершенна. Что могло пойти не так? Оказалось — абсолютно всё.
Глава 5. Между светом и шёпотом графа
Больше не было ни взрыва, ни огня, ни боли. Лишь… умиротворение.
Лео Виллард существовал. Бестелесно. Без какофонии города, без едкого запаха гари и терпкого аромата любимого кофе. Без ощущения податливой кожи «Ауры» под пальцами. Он был чистым сознанием, парящим в безбрежной, бархатной тишине. Темнота вокруг окутывала не слепящей чернотой, а скорее глубоким, успокаивающим индиго. И впереди мерцал свет.
Не ослепительный взрыв, а мягкий, золотистый, манящий маяк. Он трепетно мерцал в конце бесконечного, словно вытянутого во времени, туннеля. Лео знал — нужно лететь к нему. Инстинктивно. Это был следующий пункт назначения. Последняя строка кода.
«Значит, всё… закончилось», — подумал он без паники, лишь с тенью меланхоличного удивления. Никакого «Бразилии Сантос». Ни душной планёрки. Ни новой, эпатажной «арт-инсталляции». Эта мысль не вызвала сожаления. Лишь странную, отстраненную лёгкость.
И тогда его сознание начало разворачиваться. Как тщательно сжатый архив, распаковываясь в этой вневременной, безграничной пустоте. Всплывали образы, не стройным порядком, а хаотичным калейдоскопом ярких, определяющих моментов.
Отец. Молодой, пышущий здоровьем, с глазами, полными неподдельного восторга. Он подбрасывал маленького Лео в воздух, оглашая всё вокруг заразительным смехом, который звенел подобно солнечному лучу. А потом — тот же отец, но с потухшим, словно выцветшим взглядом, вечно пропитанный запахом дешёвого виски, спотыкающийся о призраки былого счастья в пустой, унылой квартире. «Она нас бросила, сынок. Просто… ушла. К другому. Любовь — это глюк, Лео. Глюк, который безжалостно ломает систему». Потом — холодная больничная палата. Жёлтые, мутные глаза. Звенящая тишина. Смерть от цирроза. Лео было всего пятнадцать. Он стоял у гроба, оцепеневший от горя, и клялся себе, что никогда, ни за что не позволит любви сломать свою систему.
Мать. Неясный, эфемерный образ прекрасной женщины в роскошном платье. Её голос, звонкий и надменный, звучащий холодом по телефонной линии: «Лео, дорогой, ты же понимаешь? У меня теперь совершенно новая жизнь. Ты уже достаточно взрослый. Будь умницей». В качестве откупного — дорогой конструктор. А затем — долгие годы тягостного молчания. Её лицо постепенно стерлось из памяти, оставив лишь горькое чувство предательства. Острое, словно лезвие кинжала. Оно стало прочным фундаментом его цинизма, его непоколебимой веры в то, что любовь — всего лишь инструмент манипуляции, тщательно отточенный для достижения цели, или же слабость, неизбежно ведущая к сокрушительному краху.
Вся его жизнь. Вспышки ослепительного триумфа: первая крупная сделка, лицо с обложки престижного журнала, фешенебельный пентхаус, восхищённые, алчные взгляды пленительных женщин. «Победитель». Но за каждым оглушительным триумфом скрывалась бесконечная череда лиц: Марго, Лия, десятки других, безликих и мимолетных. Их глаза — влюблённые, ожидающие, растерянные, полные невысказанной обиды. «Откупные». Бриллианты, словно бездушные бирки на дорогостоящем товаре. Его холодные, отточенные улыбки. Его безупречный, своевременный уход. «Пора обновляться». Он наблюдал за этим со стороны, как отстраненный зритель чужой пьесы. И впервые… ощутил бездонную пустоту. Не гордость, не пресыщенное удовлетворение, а огромную, зияющую пропасть. За всеми блистательными победами, за всеми завоеваниями и обладаниями — не было ни малейшего смысла. Лишь изощренная игра. Игра, в которой он был безжалостным гроссмейстером среди послушных пешек.