В коридоре послышались шаги, сопровождаемые лязганьем цепей. Я поднялся с кровати, всматриваясь в густой мрак. Один из прихвостней старика держал болтающееся в отключке женское тело на свое плече. Поравнявшись с соседней камерой, он достал ключ, открывая противно скрипнувшую дверь.
Сделав всего два шага внутрь, громила, недолго думая, выпустил девушку из своих рук. Пленница с глухим звуком рухнула на холодный каменный пол. Не проронив ни слова, здоровяк вышел из камеры, запирая ее и удаляясь прочь по коридору.
Моя недавняя знакомая бессознательно лежала на полу, не подавая никаких признаков. Запястья сковывали широкие кандалы, проржавевшие местами, но все еще исправно исполняювшие свою роль.
К сожалению, кто эти здоровяки и почему они так слепо идут за своим боссом, я сказать не мог. На них не было никакой информации. Они всего пару раз светились на камерах в тех местах, где были похищены две девушки. Нигде больше не показывались, никаких данных в миграционной базе – полная пустота.
Здоровяк вернулся, удерживая в руках большое ведро. С размаху, он окатил пленницу ледяной водой. Девушка ахнула, шумно вдохнув. Ее тело выгнулось, словно в судороге. Пальцы вцепились в пол, соскальзывая по нему в неудачной попытке подняться на четвереньки.
Усмехнувшись, здоровяк покинул нашу кампанию, весело насвистывая незнакомую мне мелодию. Я подошел к решетке, внимательно наблюдая за пленницей. Ее не было два дня, и я уже начал думать, что она не вернется в эту камеру.
Она медленно поднялась на четвереньки, сильно покачиваясь и тщетно пытаясь поймать равновесие. Серый балахон мешался, путаясь в ногах и прилипая к хрупкому телу. Сейчас он подчеркивал каждый изгиб, демонстрируя болезненную хрупкость девушки.
Длинные волосы потемнели от воды, скрывая и без того едва различимое в темноте лицо. Дрожащие руки поймали опору, а тяжелый выдох нарушился тихим чертыханием. Девушка старательно убрала непослушные пряди за ухо, открывая себе обзор.
После нескольких неудачных попыток встать на ноги, пленница просто подползла к своей койке и стянула тонкую ткань простыни. Закрыв глаза, она судорожно выдохнула, стараясь сильнее закутаться в тонкую ткань.
– Ты как? – спросил я, стараясь хоть какой-то диалог.
Но девушка даже не открыла глаз на мой вопрос, а лишь продолжала усердно убирать влажные волосы за спину. Ее поджатые губы дрожали от холода. Ее движения были дерганными и неуверенными, так что я не отводил взгляда, ожидая чего-то большего.
– Я как замороженный кусок мяса, – наконец, пробормотала она слабым голосом.
Приоткрыв глаза, она уткнулась взглядом в свои бледно-синие ноги. Она как можно сильнее укуталась в простыню, которая тут же впитала в себя большую часть влаги и потеряла свою согревающую ценность. Девушка качнула головой, поджимая сильнее под себя ноги.
Я же продолжал думать, как завязать разговор, неосознанно рассматривая девушку: худое тело, невысокого роста с копной густых длинных волос, скрывающих худые плечи и часть лица, когда она наклоняла голову.
Вытянутое лицо с прямым носом и тонкими губами. Глаза в темноте рассмотреть не удавалось, но я помнил их с первой встречи, когда фонари осветили новую знакомую.
Я запомнил их оттенок скорее машинально, чем осознанно. Любой опознавательный признак западал в мою память, чтобы при необходимости можно было им воспользоваться. Они были насыщенного голубого цвета, словно кто-то спрятал в них озерные глубины.
Такой цвет я встречал очень редко. И поистине можно было сказать, что в их глубине можно было утонуть. Я устало вздохнул, понимая, что ни у одной из пропавших девушек не было такого цвета глаз. А значит, что пленниц больше, чем предполагалось.
Даже здесь, в холодных каменных стенах, мокрая и замерзшая, она была маленькой и хрупкой, словно беззащитный котенок, которого хотелось уберечь от неприятностей. Сугубо мужская часть моего разума упорно толковала мне новый путь к разговору.
– Может, возьмешь это? – я протянул ей одеяло, сложенное на моей койке. Оно выглядело значительно теплее, чем ее тонкая простыня.
Девушка подняла на меня глаза, но быстро перевела их на протянутое ей одеяло, склонив голову на бок, взвешивая свое решение. Но даже той секунды пойманного взгляда мне хватило, чтобы понять – насколько она была хрупкая снаружи, настолько же была сильная изнутри.
И, видимо, поэтому старика так раззадоривала ее непокорность. Несмотря на все, в глубине ее глаз, окаймленных темными ресницами, плескался океан, полный жизни, пробивающийся сквозь изнеможение и страх.