Шаман дотащил Лешку до заимки, ногой распахнул дверь в избу и уложил парня на лавку. Лешка приоткрыл один глаз и с трудом сосредоточил взгляд на Шамане. Можно было ни о чем не спрашивать, и так понятно: парень потерпел очередное фиаско.
– Опять… этот… – прохрипел он. – Помешал, сволочь.
Сволочь – это странный очкарик, который каждый раз встречался Лешке. С самого первого возвращения в прошлое этот человек путал все Лешкины планы и не давал выполнить задуманное, но каждый раз помогал мальчишке выжить, зачастую ценой своей жизни.
Сутки Лешка проспит, потом набросится на еду. На второй день начнет ковылять по дому со смурным видом, потом выйдет на воздух и будет долго смотреть на белое небо над головой. А затем начнет готовиться к следующей вылазке в прошлое. Сколько таких походов он еще выдержит? И сколько таких потрясений выдержит Аномалия? Скорее всего, следующее станет последним. И что дальше? Взрыв? Новая Зона? Еще больше и страшнее прежней? Человек пожал бы плечами, но Шаман уже не был человеком. Нечеловеческое в нем подсказывало: на этот раз все будет хуже. Много-много хуже. А остатки человеческого понимали: убеждать Лешку отказаться от попыток изменить прошлое бесполезно. Парень просто не слышал, зациклился на мысли спасти Аниту. Впрочем, Шаман и не собирался его переубеждать. Еще две недели назад он лелеял мысль, что Кристина спаслась в тот страшный день, что она жива. Порой даже фантазировал, представляя ее жизнь на Большой земле: наверное, стала крупным ученым, нашла хорошего человека, вышла замуж, родила детей. Но теперь, когда он узнал о смерти любимой, у него на Большой земле не осталось ничего, за что стоило бы переживать. Теперь он страстно желал, чтобы у Лешки получилось изменить прошлое. Если у парня получится – то настоящее изменится, Кристина будет жить, а Зона не возникнет. А если ничего не выйдет и произойдет катастрофа, то и пусть. За себя он не беспокоился – порой он даже жаждал смерти, все равно это не жизнь. Что касалось Большой земли, то какое ему до нее дело, если там нет Кристины?
Шаман снова взглянул на Лешку. Перенести его на топчан? Или лучше не трогать? Пусть спит, захочет – сам переберется. При взгляде на спящего мальчишку в Шамане вдруг прорезались остатки человечности. Он вдруг подумал о детях – не хотелось, чтобы с ними случилось что-то плохое. Сколько пацанов и девчонок погибнет, если произойдет катастрофа? Скорее всего, выкосит весь Булганск, а то и Читу. Надо предупредить людей. Правда, он пока не знал, как это сделать.
Надвинув капюшон на лицо, Шаман подхватил стоящую в углу слегу – не хватало еще провалиться в занесенное снегом болото – и толкнул дверь. Скрипит. Смазать бы.
Снег в центре Зоны никогда не задерживался. Спекшаяся остекленевшая земля обнажилась, почерневшие остовы деревьев топорщились сухими ветками. Стояла редкая тишина, так всегда бывало после Лешкиных возвращений. Ни одна пичужка не чирикнет, ни одна ветка не шелохнется. Люди такую тишину называют мертвой. Зона словно впала в оцепенение, приходя в себя после встряски.
Шаман остановился и прислушался. Все чувства обострились. Он был везде, во всех уголках Зоны. Раньше он слышал пение птиц, осторожную поступь животных, в оврагах и балках шуршали зомби, переругивались сталкеры, бурлили энергией аномалии, но сейчас словно кто-то поставил Зону на паузу. Аномалии едва теплились, птицы и звери затаились, зомби пропали. Людей в Зоне почти не осталось – тех немногих, которые не погибли десять дней назад, доконали Лешкины походы в прошлое. Шаман нагнулся и подобрал с поверхности наста маленькое тельце, покрытое перьями. Мертва. Не пережила последний выброс. То ли еще будет…
Первый телепорт Шаман почувствовал, отмахав километр. Он подманил голубоватый струящийся дымок, шагнул ему навстречу и оказался у самой границы Зоны. Восемнадцать лет прошло, можно бы и успокоиться, но он вновь и вновь возвращался к невидимой границе, пересечь которую не удалось и на этот раз. Как и раньше, он смог подойти лишь на расстояние последнего шага, но сделать его не получилось – не выпустила Зона.