Филиппа протирала стол, напевая какой-то мотив.
– Нужно больше есть, мистер Хейз, – причитала она.
– Нужно, – повторил Маркус.
Он никак не мог забыть того ублюдка. Уже тысячу раз прокрутил в голове тот момент. Мужик был среднего роста и весь в темном.
«Извините», – крутилось в измученной памяти Хейза. «Извините», – скрипело по нервам.
Ожидаются снежные бури. Просим водителей воздержаться от дальних поездок.
Радио ожило и тут же заглохло, испуская предсмертный хрип.
Маркус покрутил ручку приемника. Обрывки джаза сменялись попсой, новости прерывались на полуслове и опять уходили в скрипучую пустоту. Он выдернул шнур. Холодное и белое смотрело на него через сумрак затянутого неба. Облепленное снегом до середины окно опять покрылось испариной. У Маркуса все сильнее болело в висках. Он включил кран и подставил под струю пульсирующую голову; вода стекала от темени по волосам, спускаясь по шее и уставшей спине. Боль и не думала отступать; она, как вой самолета, нарастала с каждой секундой все сильнее и жестче, отдаваясь гулом в ушах. Он зажмурился и выключил кран. Филиппа напевала все тот же мотив, на кастрюле дребезжала стеклянная крышка, выпуская дух лимона и мяты.
Маркус вытер лицо и открыл глаза. За окном в белом тумане стоял мужской силуэт. Его заносило снегом, скрывало под метелистым ветром, но это был он – тот человек. Он стоял посреди пустой улицы и смотрел прямо на Хейза. Внутри у того все будто похолодело. Маркус чувствовал, как онемели ноги, как кровь, приливая к темени, обожгла лицо.
Он побежал к двери.
– Куда вы? – только и успела окликнуть Филиппа.
Хейз слетел со ступеней.
– Куртку, куртку наденьте!
Завернул за дом. Снег слепил, ветер перехватывал сбитое дыхание. Хейз перепрыгнул через калитку. Пробежал метров сто, огляделся по сторонам – и перестал дышать. Никого. Вдохнул в себя обжигающий холод. Только тишина и вой монотонного ветра. Маркус оглядывался по сторонам, кружась и кружась на месте, не в силах понять, куда же делся этот тип. Только белизна мерцала перед ним, ветер обдувал мокрую голову, хлопья снега облепили лицо, тонкими льдинками опутав ресницы. Пальцы его раскраснелись и замерзли до боли, он еле дышал.
– Маркус, – услышал он голос откуда-то издали. Или ему показалось… – Маркус! – послышалось снова.
Хейз обернулся.
«Раслин», – понял он.
Она бежала навстречу, моргая и жмурясь от ветра, вытирая раскрасневшееся от холода лицо и крича через бурю:
– Господи, ты же почти раздет!
Маркус посмотрел на себя. Он и правда выбежал в чем был.
Раслин приближалась. Вот она совсем уже рядом, обнимает его, охватывая теплом, трогает холодную голову, ругает за что-то… Хейз слышал ее неотчетливо, он смотрел лишь на белый конверт, что был у нее в руках.
– Это фотографии Кэтрин? – спросил он.
– Почему ты мокрый? – Она трогала его волосы. – Хочешь заболеть?
Ему было все равно.
– Это те фотографии? – Хейз потянулся к ней.
– Нет. – Сержант убрала конверт во внутренний карман куртки. – Сначала ты вернешься в дом. Да и снег, – она посмотрела на небо, – испортит снимки. – Еще раз погладила его по волосам. – Почему тебя оставили одного? – Она будто задыхалась. – Ты замерз, посмотри на себя…
Пальцы его, красные от холода, будто кто-то колол сотнями мелких иголок. Маркус сжал кулаки.
– Почему с тобой никого нет? – Голос Раслин задрожал.
Он молчал. И почти ничего не слышал, пока шел до своего дома. Раслин бежала за ним.
– Со мной Филиппа, – наконец сказал Хейз, заходя за порог.
– Кто?.. А, это вы, – узнала она уборщицу из отдела.
– В такой холод и без одежды, – сокрушалась женщина.
– Вы можете идти, – сказала Раслин.
Филиппа молча посмотрела на Хейза, положила на стол мокрую тряпку, взяла свою сумку, поклонилась и пошла к двери.
– Это уму непостижимо, – продолжала Раслин, когда уборщица скрылась за дверью. – Что ты делал на улице?
– Я видел его.
– Кого? – Раслин отшатнулась.
– Убийцу.
– Ты знаешь убийцу?.. Подожди, а почему в управлении никто не в курсе?
– Я не знаю, кто он. – Маркус подошел к Раслин, распахнул ее пуховик и залез во внутренний карман. – Ты не против? – Достал фото.
– Что значит «я видел его»?
– Я знаю, что это он. Столкнулся с ним за пять минут до того, как обнаружил Кэтрин.
– Но с чего ты взял?
– Это он.
Маркус открыл конверт. Все заволокло тишиной; он уже не слышал ни Раслин, ни каких-то иных звуков.