— Чего заткнулся? — буркнул Матфей.
Сидор упорно молчал, так что Матфей испугался, что он положил его мимо кармана или просто обронил. Он засунул руку в карман и, нащупав там огонек, облегченно вздохнул.
— Чего ты меня щупаешь и при этом громко дышишь? — возмутился Сидор. — Извращенец.
— А почему ты от шлюх отказался? — спросил Матфей, хлебнул из кружки, и поморщился — чай оказался слишком горячим.
— Не твое дело.
— Нет, серьезно, Сидор, ты, может, сам голубок?
— Я просто решил, что девственнику в рай попасть будет проще, — грустно ответил он.
Матфей понял, что верит в это самое нелепейшее из объяснений на свете, верит, потому что в этом была заключена вся суть Сидора, вся его придурковатая суть.
[1] С. Нечаев «Катехизис революционера»
Глава 7. Огонь революции (часть 1)
Всё! Разрушительные процессы успешно запущены. Пустоголовые дрова загораются по его щелчку. По щелчку они бросаются в нарождающийся огонь революции. Яростный, разрушительный огонь зашелся, охватив всю страну, и скоро перекинется на весь мир!
«…Среди молодежи продолжают усиливаться радикальные настроения. Во избежание дальнейших жертв — власти приняли решение о запрете YouTube канала на территории страны….
…Сегодня президент выразил свои соболезнования родителям жертв террористического заговора, осуществляемого с единственной целью — подорвать целостность и благополучие нашего государства…
…Также с просьбой к народу оставаться дома и не участвовать в беспорядках обратились к гражданам многие российские звезды…
…Напоминаем, что во «Флешмобе самоубийц» по всей стране погибло двести тридцать семь молодых людей…»[1] .
Илья ухмыльнулся. Как же наша власть предсказуема. Даже играть скучно. Они и не думали, что их побьют их же оружием. Пора переходить ко второму этапу.
Он не сомневался в успехе. Мир давно был обречен погрузиться в хаос. Илья просчитал все ошибки, учитывая минимальные погрешности, прошлых революций. За идеал он брал Великую Французскую, а за образец февральскую и октябрьский переворот.
Большевики были ближе всего. Жаль, что они, получив крохи власти, удовлетворились революцией в отдельно взятой стране. А ведь изначально хотели замутить мировую революцию, но заробели и этим предали идею всеобщей коммуны — анархию. Поджав хвосты, затрусили к пресловутому порядку. От того так бесславно и сгинули, раздавленные каблуком капиталистического порядка в пыль.
Они не поняли, что основа всего есть хаос. Они испугались его мощи. Но в этот раз все будет иначе.
Муравейник зашевелился, гудя новостями. Улицы оживали.
Работы становилось все больше.
Отличным инструментом в борьбе против сложившегося порядка служил Интернет. Революционеры внедрялись в друзья, разжигая холивары, подстрекая на протесты и суициды. Это было просто — поводов для злости и гнева у молодежи хватало. Геронтократия сама играла на руку будущей революции, пытаясь закручивать гайки, не чувствуя, что вся система давно взорвалась.
Единственное, что напрягало — приближение Нового года. Этот праздник самое неудачное время для революций, и сейчас был выбор: либо хорошенько поднажать, либо уйти в затишье до февраля. Февраль идеален, но волна подъема и негодования к тому времени скорее всего схлынет.
После беговой дорожки в личном тренажерном зале Илья принял душ. Он четко тренился каждое утро — это позволяло лучше думать и больнее бить. Но резкий запах пота и липкая кожа настолько выводили его из себя, что он никогда не мог продержаться больше часа.
Мылся долго, скрупулезно очищая губкой и скрабами каждый сантиметр своего идеального тела. Затем промокнул остатки влаги белым полотенцем и тщательно увлажнил кожу кремом.
Закончив, накинул халат и пошел на кухню. Он всегда завтракал — даже, когда просыпался в обед.
Проходя через гостиную, Илья едва не уронил прислоненную к стулу огромную картину. Видимо её не успели повесить или, что вероятней, не нашли для нее места. В квартире уже все стены, разумеется, кроме его половины, были завешаны этой бездарной мазней. С каким удовольствием он бы выкинул весь этот хлам. Может, определить мать в лечебницу? На его взгляд её увлечение давно уже попахивало силлогоманией. Чем не повод взять над ней опеку и получить прямой доступ к счетам?
Решив попозже обдумать этот план действий, Илья остановился, разглядывая очередную причуду матери. От столкновения обнаженная цветастая телка, перемотанная грязно-серыми нитками, заколыхалась на полотне. Илья всмотрелся в подпись внизу — «М.Ж.», что-то эти инициалы напомнили. Порылся в своих файлах — ничего сопоставить не удалось.
— Это работа молодого художника, — хрипло раздалось за спиной, — он недавно умер от рака.
Илья развернулся на звук. Мать сидела в оранжевом, экспрессивном кресле, уставившись пустыми, красными глазами на ту самую картину. По всей видимости, не спала всю ночь. На стеклянном столике нож для вскрытия конвертов и порошок. Нюхать кокс давно вошло у нее в привычку.
— На это даже не встанет, — заметил Илья, брезгливо указывая носком на телку. — Пустая трата бабла.
— Я купила её за копейки. Это искусство! Когда-нибудь его оценят, — голос матери звучал слабо, но назидательно. Она наклонилась вперед, всматриваясь в сына, и снова обессиленно откинулась в кресло.
— Бесполезная дичь. Суть искусства еще в 20 веке выразил Марсель Дюшан, когда писсуар — вещь функциональную, назвав «Фонтаном», показал на художественной выставке. Челики вроде тебя навыискивали там смыслы, тогда как смысл лишь в том, что его нет. Рили же, голодный чел предпочтет настоящее яблоко нарисованному.
— Искусство не математика, Илья! Его не нужно понимать. Искусство чувствуют, созерцают, осмысливают. Если у людей в душе и мозгах дерьмо, то, да, и писсуар для них искусство! Картины — это диалог с автором. Но тебе не понять, — махнула она рукой.
— Кек, — пожал плечами Илья, — мне это и не надо.
Он поглядел на часы «Omega» и, отметив, что опаздывает с приемом пищи, двинулся на кухню.
Мать вскочила с кресла. Запнувшись, налетела на раритетный стеклянный столик. Каким-то чудом ей удалось сохранить равновесие, а вот столик упал и разлетелся по паркету. Она пару мгновений смотрела на поблескивающие осколки. Прошипела ругательства и, прошагав босыми ступнями прямо по стеклу, преградила Илье путь.
— Скажи мне лучше вот что, щенок: как на твоем счете мифическим образом появилась такая космическая сумма?! — Илья моргнул, не ожидая такой резкой перемены настроения. — Откуда деньги?!
Мать взяла его за грудки и зло тряхнула. Казалось, весь гнев, который скопился в ней за долгие годы, вырвался наружу. Илья видел, на что способны люди в припадке таких эмоций. И решил, что с организацией психушки нужно поспешить.
— Нашел спонсоров в Европе на благое дело, — расцепляя пальцы матери, пытался высвободиться Илья. Но в её слабых руках оказалось поразительно много силы.
— Куда ты опять вляпался?! — не разжимая хватку, наступала мать. Её бледное лицо пошло красными пятнами.
— Рили, хочешь знать, чем занимаюсь или это риторический вопрос? — обреченно пошел он на контакт, понимая, что, чем быстрее расскажет, что она хочет, тем быстрее сможет заняться своими делами, а заодно и решить проблему с матерью окончательно.
— Отвечай! — она отпустила его и прислонилась лбом к одной из картин, пытаясь успокоиться, дрожащими пальцами обвела контуры нарисованной лисы, повторила спокойней: — Отвечай мне, Илья.
— Да, изи. Меня не устраивает порядок, в котором приходится существовать. Я хочу его разрушить. Затем и ездил в Европу, вспомнил уроки истории, — оправляя халат, пояснил Илья. — Легковерные европейцы раскошелились на революцию. Они наивно полагают, что их это не коснется.