— Я смогу играть на гитаре?
Лилиан сморщила носик.
— На гитаре? Почему на гитаре? Гораздо правильнее играть на скрипке или арфе.
Марина поняла, что у нее примитивно-фольклорные вкусы. Как твердила ее мать: «Одевай обезьяну хоть в шелка, она все равно останется обезьяной». Изящество — удел Анхелы. Как бы то ни было, Марине не хотелось злоупотреблять расположением Лилиан. Ее мать, которая очень любила высокий стиль, также говорила, что «Жадность фраера погубит».
— Мне хватит дара в математике и языках.
Однако Лилиан решила умерить ее аппетит.
— Дара к языкам более чем достаточно.
Марина смирилась — а то можно вообще остаться без ничего!
Лилиан взмахнула крылышками — раз, два, достала крохотную иголочку, которую прятала под жалкой электрической лампочкой в сорок ватт, висевшей на потолке, и произнесла какие-то непонятные слова.
Марина закрыла глаза, ожидая, что почувствует укол, неожиданный жар, мысленное озарение и нечто сверхъестественное, что хотя бы отдаленно отдавало волшебством. Но ничего такого не произошло. Она открыла глаза и взглянула на фею, а та, в свою очередь, с удивлением посмотрела на нее.
Лилиан жестом велела Марине приоткрыть дверь — в маленькую комнату влетели несколько отрывочных, непонятных фраз, произнесенных миссис Хиггинс и ее постояльцами.
— Ты понимаешь, о чем они говорят?
— Нет.
Лилиан вздрогнула и велела ей закрыть дверь.
— Что-то происходит…
— Что именно?
Как раз в это мгновение что-то глухо ударилось в оконное стекло. Обе умолкли и насторожились. Шум повторился снова, затем еще раз.
Барабанили в окно. Кто-то бросал в него камушками. Кто это мог быть? Несомненно, какой-то упрямец.
Марина осторожно, чтобы ее не заметили, выглянула в окно.
Это он! Странный тип!
— Это тот, надоедливый, из самолета!
— Отделайся от него, он нам не нужен, — прошептала Лилиан.
Марина полностью согласилась с феей. Она открыла окно настежь и оказалась лицом к лицу с непрошеным гостем.
— Что тебе?
Увидев ее, Цицерон улыбнулся.
— Не желаешь прогуляться?
— Нам запрещено выходить после десяти.
— Ты можешь вылезти через окно, как я.
Марина сделала вид, что возмущена, но эта идея ей понравилась. С пятого этажа их квартиры в Сант-Фелиу такой шаг был бы безрассудным, однако в Дублине ее окно находилось на уровне улицы. Но она не стала ни с кем делиться своими мыслями.
— Ты с ума сошел?
— Я по горло сыт доставшимся мне семейством. Марина обрадовалась. Так ему и надо за то, что встрял между ней и любовью всей ее жизни!
— Значит, тебе было плохо!
— Слушай, не будем враждовать, я просто хочу, чтобы ты меня проводила.
— Куда? Ты что, не видишь, кругом темень и ни души.
— Мне говорили, недалеко отсюда есть Интернет-кафе.
Вот в чем дело! Типу не терпелось подключиться к Интернету. Этот кривляка стал ей невыносим.
— Иди один.
— Дело в том… что у меня нет ни евро.
— Вот как!
— А у тебя?
Марина соврала, чтобы отделаться от него.
— У меня где-то завалялся один.
Цицерон не знал, что делать. Ему было стыдно. Несмотря на обещание блондинки, он не решился напомнить ей о нем.
— Ты мне дашь его взаймы?
Марина улыбнулась. На этот раз она выиграла.
— Если пообещаешь, что тут же исчезнешь.
— Обещаю.
Марина швырнула монетку в ночь. Та звякнула, ударившись о бетон, и этот звук приглушенным эхом прозвучал в темноте. Марина закрыла окно, заметив, как чудак наклонился и принялся искать свое сокровище.
Лилиан похвалила ее.
— Очень хорошо. А теперь выключи свет, положи своей чемодан на кровать, чтобы казалось, будто на ней кто-то спит, подожди несколько минут и тихо выберись через окно, чтобы никто тебя не заметил.
— Куда мы пойдем? — встревоженно прошептала Марина.
— Подальше отсюда.
— Зачем?
— Разве ты не заметила? — произнесла Лилиан по слогам, обнюхивая все углы, точно собака-ищейка.
Марина почувствовала озноб.
— Кого?
— Непрошеных гостей.
Цицерон
«Где же этот проклятый евро?» — спрашивал себя Цицерон, шаря руками по земле.
У монеты был коричневато-серый печальный цвет асфальта, и только потому, что она сливалась с асфальтом, его рука стала отвратительно грязной, пока щупала землю, находя что угодно, кроме денежки, которую девица бросила ему в окно.
Цицерон из охотника перевоплотился в танцующего под окном медведя. Никогда раньше ему не бросали монету подобным образом, а после этого случая он вообще никому не советовал бы это делать. Все это было унизительно и довольно неприятно, особенно потому, что была почти ночь, а евро никак не находился, оказавшись, скорее всего, в сточной канаве перед рядом жмущихся друг к другу домов из красного кирпича, похожих друг на друга как две капли воды: с одинаковыми водосточными трубами и пятнами от сырости, с одинаковыми трусами в одинаковых садиках и цветочными занавесками на окнах без наружных ставней.