Ублюдок.
С каждой минутой мне хочется убить его всё больше. Почему он каждый раз выходит сухим из воды? Сколько это будет продолжаться? Какое количество людей должно положить свои жизни на алтарь желаний Винсента Дэвиса?
— Я никуда с тобой не поеду. И уж тем более не буду подыгрывать.
Мужчина закатывает глаза и вновь оказывается передо мной. Абсолютно спокоен: словно не он пару минут назад пытался придушить меня, стоя у холодильника. Берёт за плечи и встряхивает, вынуждая встать на ноги.
Слишком много прикосновений за столь короткий промежуток времени.
— Видишь ли… Тебя никто не собирается спрашивать.
— Мне плевать, что ты сделаешь со мной. Меган ты не получишь.
— Какое геройство… Может, тогда стоит удвоить ставку?
Не понимаю и совершенно отказываюсь понимать, о чём Винсент ведёт речь. Будучи человеком крайне состоятельным, он привык решать любой вопрос посредством денег, считая, что всех и каждого можно купить, а если кто-либо не принимает его предложение, то, значит, была предложена маленькая сумма, то-то и всего.
Меркантильность сжирает наш мир. Мы набиваем карманы деньгами, желая поправить своё материальное положение, получить новый социальный статус в обществе, показать, как легко и беззаботно жить, имея в серебристом сейфе, вмонтированном в стену собственного особняка, несколько миллионов фунтов стерлингов. Нет, я не являюсь святой, и жажда наживы мне тоже не чужда, но, в отличие от того же Дэвиса, у меня есть чувство меры. За двадцать пять лет своей жизни мной ни разу не был нарушен закон, хотя, возможно, очень скоро это всё-таки случится, так как игра, затеянная Винсентом, набирает обороты день ото дня. А вот что касается его… На нём числится немало дел, которые попирают ту самую границу морали и нравственности. Ему адски повезло, что в Великобритании в две тысячи третьем году утвердили протокол, полностью запрещающий смертную казнь. Иначе, когда наружу всплыли бы все его грехи, он отправился в лучший мир совсем не безболезненным способом. Я продолжаю искренне верить, что всё тайное рано или поздно становится явным.
Поздно. Может быть, слишком поздно.
Вот как раз-таки этого я допустить не могу. Нужно сделать всё, что в моих силах, вернее, пока эти силы вообще есть.
— Если ты сегодня сделаешь что-нибудь не так, то пострадает, например, твой горячо любимый папочка. Представляешь, его совершенно случайно собьёт машина.
У меня отвисает челюсть. Понимаю, что он не из тех людей, кто будет шутить такими вещами — уж слишком много фактов из его тёмного прошлого мне известно. Одно дело — я, но другое — рисковать собственной семьей. Передёргиваю плечами. Богатое воображение тут же услужливо подбрасывает картину, в которой мой отец возвращается домой из магазина с полными бумажными пакетами, беззаботно насвистывая ирландскую старинную песню. И вдруг вылетает чёрный тонированный внедорожник, несущийся на бешеной скорости прямо на моего родного человека… Моргаю быстро и часто, сбрасывая наваждение. Нет, я не имею права так подставлять своих близких.
— Не смей, слышишь, Винсент? Не смей!
Срываюсь на крик. Он ударил туда, куда бить нельзя. То, что мне дороже собственной жизни — мои близкие. Словно шкодливый мальчишка, желающий узнать, что же скрывается за кожурой яблока: снимает первый слой, неаккуратно чиркая ножом неопытной рукой, затем ковыряет раз за разом, пытаясь добраться до сердцевины. Сам плод ему не интересен, за этим стоит лишь любопытство: разорвать, раскурочить, добраться до сути, а потом выбросить, не забыв пройтись по фрукту ногами. Вот такая странная ассоциация возникает в моём измученном сознании.
— Отлично. Вижу, что ты замотивирована. А теперь… Нам пора.
Исподлобья смотрю на него. Мне нечего ему ответить. Этой постановкой целиком руководит он. А я так… Рядовая актриса второго плана. Пешка. Персона не столь значительная, но почему-то пока ему необходимая. Видимо, без меня пазл до конца не складывается.
Снимает с себя пиджак и вручает его мне. Судя по всему, на моем лице сразу же отражается недоумение, раз Винс решает объяснить свой поступок.
— Соседи здесь крайне любопытны. Не хочу лишний раз вызывать подозрений.
Возможно, в другой ситуации я бы начала пререкаться и спорить до посинения, но сейчас… Всё, лимит сил исчерпал себя.
Молча надеваю пиджак. Тёплый. Полная противоположность своему хозяину. Твидовый, цвета мокрого асфальта. Буквально утопаю в своём новом одеянии, насквозь пропитанном тем мужчиной, который мне ненавистен.