следнее время очень и очень меня расстраивает…
- Что я мог бы тебе сказать, Вероника?..
- Ты не сказал бы ничего, что не было бы несправедливым.
- Я болен… болен от отчаяния и ярости!..
- Джонни… братик любимый…
- Хотел бы я суметь скрыть свои чувства, танцевать и смеяться, как смеются и танцуют другие, тоже любящие, или любившие тебя.
- Джонни… Джонни…
- Хотел бы быть отважным, выносливым и стойким мужчиной, таким, как твой муж, как этот
вор, навсегда увозящий тебя далеко отсюда. Да, вор…
- Не продолжай!.. Не продолжай, или я не смогу больше слушать!..
- Но, ведь мои слова не оскорбляют его, я же не могу его обидеть… Как ты не понимаешь, что я
– бедный, несчастный дьявол, в ком говорят ревность и зависть?
- Джонни…
- Хочу только сказать тебе одну вещь… Если этот человек не сделает тебя счастливой…
- Джонни,.. пожалуйста… Замолчи!.. Ты, словно безумец, ты пьян…
- Я напился, но не говорю ничего, что было бы неправдой.
- Замолчи!.. Деметрио!.. Это – Деметрио!!.
- Почему я должен замолчать?.. Правду всегда нужно говорить…
- Деметрио…
- Простите, если я поднялся прервать Вас. Там, внизу, я понял, что сеньор Кастело Бранко даже
не одет должным образом…
- Что?..
Бледный, растрепанный, в домашнем халате, наброшенном на рубашку, Джонни похож на
больного. Но под пронизывающим, ледяным взглядом серых глаз он гордо выпрямляется, черты лица
его становятся жесткими. Он внезапно успокоился, расставшись с видом заплаканного ребенка, чтобы
также твердо и прочно противостоять этому взгляду.
- Деметрио де Сан Тельмо… Вы выиграли эту игру… Я не желаю ни шуметь, ни устраивать
скандал. Так захотела она, а Вы перемахнули через все, чтобы этого добиться.
- Бог мой…
110
- Не прерывай, выслушай меня до конца… Я знаю, что проиграл. И хотя я жалко выгляжу, не
умея проигрывать, я не хочу быть трусом и не попробовать исправить все даже, если это будет в
самый последний момент…
- Джонни…
- Не бойся, Вероника… Он ничего не сделает. Через несколько минут ты уедешь отсюда, и он
станет твоим полновластным господином… У меня не будет права даже смотреть на тебя, если он
тебе это запрещает. Но, пока еще ты под этой крышей, и пока еще я – мужчина твоего рода, твоей се-
мьи, и хочу сказать тебе, как мужчина, а не как грустный влюбленный, не сумевший вовремя отстоять
тебя, чтобы потом проливать из-за тебя слезы…
- Ради Бога, Джонни… Мы привлекаем внимание. Все смотрят наверх…
- Никто не запретит мне сказать то, что я должен тебе сказать. И то, что должен сказать ему…
Да, Вам, инженер Сан Тельмо, Вы – счасливый человек. Счастье Вероники – в Ваших руках, Вы цели-
ком и полностью отвечаете за нее… И, если Вы сделаете ее несчастной, я сумею спросить с Вас за
это, и за жизнь Вероники Вы ответите своей собственной жизнью!
- Хватит, Джонни, хватит!..
- А тебе я должен сказать одно слово, только одно: “Прости меня”. За все, что я говорил, за все, что делал, за все те вещи, которые могли причинить тебе боль, прости за все из сострадания к моей
любви…
Джонни стремительно наклонился, поцеловал ее руку, и вот он уже удаляется по длинному ко-
ридору… Спустя мгновение подошли также дон Теодоро с доньей Сарой. Дон Теодоро подходит пер-
вым…
- Вероника, Деметрио… Что такое, что здесь происходит?..
- Ничего, дон Теодоро… Джонни прощался с нами… Он извинился за то, что был нездоров и не
смог прийти в церковь, и от всего сердца пожелал счастья своей кузине… Вероника, как Вы видите, довольно взволнованна… Тяжело видеть, как рвутся семейные узы, проводы довольно грустны…
- Вероника, что случилось?
- То, что сказал Деметрио, дядя… Джонни попросил прощения, и проявил сильный интерес к
моему счастью, это меня взволновало… Но, он не дал мне времени ему ответить… Передайте ему от
моего имени, что я люблю его, как брата, и что до конца жизни я буду молиться, чтобы он был счаст-
лив…
- Что происходит?.. Эта встреча здесь, наверху, привлекает внимание… Мне кажется, что мы
все должны были бы быть чуточку более сдержанными… Вероника, ты не должна забывать, что глаза
всего общества устремлены на тебя, они смотрят на тебя, вытри слезы…
- Не волнуйся, тетя… Мои бесцеремонные и нескромные выходки в особняке Кастело Бранко
заканчиваются в этот миг… Кроме того, хотя невесты и счастливы, они имеют обыкновение утирать
слезинки…
- У тебя нет никакой причины, чтобы быть несчастной невестой. Идем, ну, иди же… Спускайся
вниз, чтобы попрощаться. Несмотря ни на что Вирхиния хочет поцеловать тебя…
- Нет, тетя… Мы выйдем через дверь в парк. Там нас поджидает наша машина… Правда, Де-
метрио?..
- Да, но, если ты хочешь…
- Нет, прости меня, тетя Сара… Но поцелуй Вирхинии – это больше того, что я могу вынести.
Прощайте!.. Дядя Теодоро!..
Вероника бросилась в объятия Теодоро, который крепко обнял ее, необычайно взволнованную.
И тотчас же все благородство и величие ее души выплеснулось в одном глубоком искреннем и
открытом взгляде, направленном на тетю…
- Тетя Сара, спасибо Вам за все… Возможно, когда-нибудь я смогу с лихвой оплатить Вам свой
долг, чтобы Вы могли думать обо мне по-другому…
- Я рада от всей души, доченька… И все же я желаю тебе самой лучшей в мире судьбы и сча-
стья. И Вам тоже, инженер.
- Спасибо, сеньора… Но я не верю в судьбу, я верю только в рок, в неумолимый, безжалостный
111
рок…
Они вышли незаметно… Машина катится по многолюдным улицам большого города, окра-
шенного предзакатным солнцем в красно-желтые тона.
Утомленная тяжелыми переживаниями, голова Вероники опускается на плечо Деметрио, кото-
рый все так же неподвижен. Бесполезно отталкивать ее, отчаянно сдерживая желание заключить ее в
свои объятия, покрыть сладчайшими поцелуями. Он – словно жаждущий перед отравленным источни-
ком, безмолвно проклинающий свою судьбу…
Глава четырнадцатая.
- Беги!.. Беги же быстрее!.. Святой отец ждет тебя…
- Вот еще… Очень надо… Сколько ни бегай, а умрешь все равно в тот же день…
Рослый, плотный, темный, словно вырезанный из старого красного дерева, индеец из племени
тупи, последовал, не убыстряя шага, за молоденькой индеанкой, идущей через площадь у реки, с рас-
положенными на ней причалами, к простой деревянной, покрашенной в белый цвет, баптистской
церквушке. Она находится рядом с построенным из необожженного кирпича и тростника жилищем
пастора, которое по размеру несколько превосходит дома индейцев…
- Падресито спешит… очень спешит… Он приказал мне дождаться тебя на берегу реки и бегом
отвести к нему. Да шевели же ногами, старый кайман, а не то не получишь чаевые!..
Индеец тупи все также неторопливо продолжил свой путь к дому преподобного Вильямса
Джонсона, с некоторым наслаждением поглядывая на девчушку своими темными глазами.
- У падресито есть для тебя хорошая работа. Но он отдаст ее другому, если ты не поторопишься.
Оставив позади уже почти пятьдесят метров, индеец остановился, чтобы незаметно посмотреть
на реку. На широкую реку, с глубокими водами, зелеными тенистыми берегами, где привязана к при-
чалу его длинная пирога, похожая на океанский лайнер среди лодчонок и крошечных каноэ…
- Никто здесь не может выполнять мою работу…
- Святой отец!.. Падресито!.. Падресито, я привела индейца Игуасу! А ты подожди у двери, не
грязни пол…
- У меня чистые ноги… Ну и что же, если я загрязню пол, ты можешь его вымыть.
- Да иди же, наконец!..
Преподобный Вильямс Джонсон появился в двери, отделяющей гостиную от соседствующей с