- Все мужчины – наказание горькое, – по-сестрински участливо улыбнулась в ответ Адела. – Особенно, когда приезжают в Мату-Гросу. Сельва распаляет их кровь и превращает в сущих дьяволов. Господи, ну и ночка выдалась! Ох, да что там говорить, от вашего дома не осталось ничего, кроме кучи золы и пепла...
Адела хотела продолжить разговор, но поблизости раздались чьи-то шаги.
- Хайме! – воскликнула она, услышав громкий топот.
- Как Вы, сеньора Сан Тельмо? – поинтересовался Ботель. – Вам лучше, не правда ли? Сейчас Вы выглядите по-другому. Вы уже позавтракали?
- Да, доктор… благодарю.
Хайме Ботель протрезвел, побрился и надел чистую рубашку. Теперь, вернувшись к врачебному делу, он пришел в себя и казался уже не таким отвратительно враждебным грубияном.
- Пульс бьется ровно, хотя немного слабоват, – отметил он. Несмотря на десять лет пьянства, варварства и дикости сельвы, в Ботеле еще были заметны немногие сохранившиеся черты профессионала. – Вы потеряли много крови, и нужно ее восстановить. Сейчас я дам Аделе совет, что Вам нужно есть и пить, пока Вы лежите здесь.
- Вы хотите сказать, что я не могу вставать? – спросила Вероника.
- Не можете, – без обиняков заявил Ботель, – ни сегодня, ни завтра. До тех пор, пока не срастутся швы Вам нужен покой, и потом тоже – никаких резких движений.
- Но мне нужно...
- Вам нужно лечиться, – грубо оборвал ее Ботель. – В вашем доме Вам пока что нечего делать, поскольку дома, как такового, нет.
- Но мне нужно спуститься в деревню и поговорить с преподобным Джонсоном, с властями, с индейцем, владельцем пироги.
- Этим займется Ваш муж. Есть дела, которые может решить только он, а не Вы.
- Это не его дела, а мои, и свои дела я должна решать сама.
- Лежите спокойно! – рявкнул Ботель. – Болтайте, что угодно, только не двигайтесь! Хотите, чтобы снова открылось кровотечение?.. Придержите свой норов!.. Вы – как дикий зверек... Да уж, славная работенка будет для Сан Тельмо – укрощать Вас, – проворчал он.
- Доктор Ботель! – возмутилась Вероника.
- Ну вот что, ведите себя паинькой, так будет лучше для всех, – буркнул Ботель и громко крикнул: – Пусть эти бездельники войдут… А Вы знаете, что по Вашей милости я на два часа задержался с уходом на рудник? – сказал он, снова обращаясь к Веронике: – Не думайте, что я поступаю так всегда, но мне нравятся тигрицы… Ну ладно… До вечера.
- Ну, это уж слишком! – вспылила Вероника.
- Ну, будет, будет Вам, не волнуйтесь, – принялась успокаивать ее Адела. – Было бы из-за чего расстраиваться. Не сердитесь, прошу Вас. Вот такой он, мой Хайме, и говорит таким макаром. Не умеет он иначе, но, поверьте, что он очень серьезно относится к Вашему лечению, и Вы ему очень нравитесь.
- Неужели?..
- Я очень хорошо его знаю. Он не такой плохой, если не пьет. Хайме – хороший друг, и умеет держать слово, – вступилась за мужа Адела. – Ну вот, пришли люди, которые должны перенести Вас. Хайме разрешил мне уложить Вас на самую лучшую кровать… Отсыпайтесь, отдыхайте… Отдых Вам необходим. Конечно, здесь не так богато, как у Кастело Бранко, – начала оправдываться Адела, – но…
- Кастело Бранко! – горько улыбнулась Вероника, прервав на полуслове сеньору Ботель.
- Вскоре после свадьбы, – продолжала та, – я побывала в Рио и видела самый красивый особняк на холме, из белого мрамора, с чудеснейшим парком… Вы жили там, да?
- Да, Адела… именно там.
- Вы – любимая племянница дона Теодоро, правда? – восторженно затрещала Адела. – Знаете, вчера вечером, закончив уборку и переложив вещи в шкафах, я стала перелистывать старые журналы и увидела в них Ваши фотографии. Там целых две страницы Ваших фотографий: верхом на лошади, в бальном платье, в фехтовальном костюме с рапирой, верно?
В голове Вероники как в калейдоскопе закружились воспоминания, оживляя картины прошлого. Они прыгали и наскакивали друг на друга, словно играли в чехарду. На мгновение девушка забыла о доме Ботелей, о приветливой гостеприимной простушке Аделе, о двух рослых, крепких индейцах, с невозмутимостью бронзовых статуй стоящих рядом с ней и ожидающих указаний, чтобы перенести ее. Перед мысленным взором Вероники вихрем проносились видения: парк, фонтаны, помпезные мраморные стены, флигель оружейного зала и тот самый фехтовальный поединок, на котором она заметила ненависть, появившуюся в серых глазах Деметрио.
Сомнений не оставалось: Деметрио ее ненавидел. Она вызывала у него лишь отвращение, а его мнимая любовь и поцелуи были игрой, как нельзя более подходящей для необъяснимой ненависти к ней. Весь этот фарс был нужен ему, чтобы вырвать ее из родного гнезда, отравить душу Джонни, чтобы лишить ее расположения и привязанности дяди. Ну что ж, спектакль удался на славу: благодаря ему в глухих чащобах Мату-Гросу она стала несчастной, забитой женой, личной собственностью деспота.
- Что с Вами? – услышала Вероника откуда-то издалека озабоченный голос Аделы. – Вам стало хуже? Рана разболелась еще сильнее? – суетилась сеньора Ботель. – Хайме оставил мне таблетки на случай, если боль усилится. Это легкое снотворное, и, выпив их, Вы уснете.
- Дайте мне эти таблетки, Адела. Мне нужно забыться еще на несколько часов.
“Кастело Бранко, – подумала она. – Джонни… Бедный Джонни, если бы ты только знал!”
Если бы воспоминания позволили Веронике перенестись в особняк Кастело Бранко, она заметила бы, что все в доме стало не так. Теперь в старинных залах не играла музыка, не накрывался к обеду огромный стол под позолоченным потолком обеденной залы, не текло рекой шампанское, умело открытое ловкими руками слуг, одетых в ливреи... В парке стало тихо и сумрачно. Молчаливый парк приглушал яркий свет, льющийся с высоты небес. Казалось, жизнь теплилась лишь в правом крыле особняка, в трех комнатах Джонни: в небольшом салоне, где ожидали известий несколько друзей; в кабинете, где собрались на консилиум самые известные медики Рио; и в спальне, где лежал в кровати изможденный, исхудавший, сгорающий от лихорадки Джонни. Наследник знатного дома боролся со смертью один на один уже много дней.
- Ну что, Теодоро, доктора уже ушли? – затеребила мужа донья Сара.
- Еще нет, консилиум продолжается, но со мной только что говорил доктор Ортега.
- Надежда есть? – тихо спросила она, борясь с тревогой.
- Да, наконец-то, есть! – опустив голову, устало ответил дон Теодоро, садясь на стул. Сара с надеждой положила руку на голову мужа. Из дальнего конца спальни они смотрели на лежащего в кровати любимого сына, стараясь не упустить ни одного его движения. Рядом с кроватью дежурила сиделка.
- Что сказал Ортега?..
- Ты же знаешь, Сара, что он не только отличный врач, но еще и друг семьи. Для него не было тайной, как страдал Джонни. Он считает, что именно в этом по большей части и заключена его болезнь.
- Конечно, Джонни страдал, но если бы он не начал пить, как одержимый, ничего бы не случилось.
- Как знать, Сара, как знать! Не то, чтобы я хочу оправдать его, но удар был для него слишком силен.
- Поверить не могу, что рядом с таким ангелом, как Вирхиния... – недоуменно покачала головой донья Сара.
- Но Джонни любил Веронику, – печально заметил дон Теодоро.
- Ну и что с того? – наставительно продолжала донья. – Чуточку упорства, и он мог послать эту любовь куда подальше.
- Сказать-то это легко, Сара, а вот сделать! – задумчиво промолвил дон Теодоро. – Если бы Джонни женился на Веронике, он был бы очень счастлив.
- Я так не считаю, – резко возразила донья Сара и уже мягче добавила: – По-моему, инженер Сан Тельмо оказал Джонни большую услугу, женившись на ней. Так лучше для сына.
- От Вероники не было известий?..
- До сих пор никаких… Вот ведь неблагодарная!..
- Ее отъезд был невеселым, – печально заметил дон Теодоро. – В последнее время, я держался с Вероникой сурово и был несправедлив к ней.