— А откуда поступали деньги?
— Существовал в то время какой-то мудреный фонд.
— Карин Бенгтсон еще жива?
— Она умерла в мае 1984-го. Замуж так и не вышла. После того как она уехала в Вестерос, я ее больше не встречал. Но иногда она мне звонила. Вплоть до последнего года жизни. Чаще, когда напивалась в стельку.
— А почему она вам звонила?
— Я с ней познакомился, как только поползли слухи о том, что одна уличная девка собирается подать заявление на Веттерстедта. Хотел помочь ей. Жизнь ее была разбита. Да и веру в себя она потеряла.
— Почему вы решили поддержать ее?
— Я был возмущен. Тогда я был настроен весьма радикально. Слишком много работало в полиции тех, кто закрывал глаза на коррупцию. А это не по мне. До сих пор не могу с этим смириться.
— И что произошло потом? Когда Карин Бенгтсон уехала?
— Веттерстедт стал продолжать в том же духе. Издевался над другими девушками. Но заявлений больше никто не подавал. Зато, по крайней мере, две девушки просто-напросто исчезли.
— Что вы хотите сказать?
Хуго Сандин удивленно взглянул на Валландера.
— Я хотел сказать, что они исчезли. Больше о них ничего не слышали. Объявили розыск, началось расследование. Но девушки так и не нашлись.
— Что случилось? Как вы думаете?
— Я думаю, что их, разумеется, убили. Залили известью, утопили в море. Откуда мне знать?
Валландер не верил своим ушам.
— Неужели такое могло произойти на самом деле? — неуверенно спросил он. — Просто невероятно.
— Как там говорится? Невероятно, но факт?
— Неужели Веттерстедт мог совершить убийство?
Хуго Сандин покачал головой.
— Я не говорил, что Веттерстедт убил кого-либо своими руками. Я как раз убежден в том, что сам он этого не делал. Как было на самом деле, я не знаю. И наверняка никто об этом никогда не узнает. И все-таки кое-что нам и без того понятно. Хотя доказательств маловато.
— Все-таки сложно в такое поверить, — сказал Валландер.
— И тем не менее это так, — решительно ответил Сандин, словно пресекая любые возражения. — Веттерстедт был бессовестным человеком. Но, разумеется, доказать это невозможно.
— Слухов ходило много.
— И возникли они не на пустом месте. Веттерстедт использовал свое положение и власть для того, чтобы удовлетворять свои извращенные сексуальные потребности. При этом он еще и тайно наживался, проворачивая кое-какие темные делишки.
— Вы о продаже предметов искусства?
— О кражах картин позднее. В свободное время я потратил много сил на то, чтобы разобраться во всех его преступных связях. Я мечтал о том, что в один прекрасный день шлепну на стол главного прокурора расследование, в котором ни к чему не подкопаешься, и тогда уж Веттерстедту не выйти сухим из воды, он понесет заслуженное наказание. Но, к сожалению, этого я не добился.
— У вас, наверно, с тех пор осталась куча материалов?
— Несколько лет назад я все сжег. У сына в керамической печи. Там было минимум килограммов десять бумаги.
Валландер про себя выругался. Он представить себе не мог, как можно уничтожить материалы, добытые с таким трудом.
— Я до сих пор прекрасно все помню, — сказал Сандин. — Вероятно, я могу припомнить все, о чем говорилось в этих бумагах.
— Арне Карлман, — сказал Валландер. — Кто он?
— Человек, который поднял искусство Швеции на должный уровень, — ответил Сандин.
— Весной 1969-го он сидел в Лонгхольмене. Мы получили анонимное письмо, в котором сообщается, что в этот период он поддерживал отношения с Веттерстедтом. И что после того как Карлман вышел из тюрьмы, они встречались.
— Время от времени Карлман фигурировал в некоторых делах. Я думаю, он угодил в тюрьму просто за подделку чеков.
— Вы когда-нибудь слышали, что между ним и Веттерстедтом есть какая-то связь?
— Есть информация о том, что они встречались еще в конце 50-х годов. У них был общий интерес к игре на скачках. Где-то в 1962 году в связи с облавой в Тэбю всплыли их имена. Но участие Веттерстедта замяли, потому что посчитали неуместным официально сообщить, что министр юстиции делает ставки на скачках.
— А каким образом они общались между собой?
— Точно ничего неизвестно. Их пути время от времени перекрещивались, как орбиты двух планет.
— Мне нужно выяснить, что их связывало, — настаивал Валландер. — Я знаю, что мы должны найти точку соприкосновения, чтобы поймать преступника.