— Если хочешь освежиться, иди облейся. Я посмотрю за чайником, — предложила Мэ Юэ.
— Вот спасибо. Я быстро, — обрадовалась Мэ Хня. Она посмотрела, что делают муж и гости, и спустилась во двор к бочке с водой.
Она довольно долго не возвращалась. Освежившись, женщина приготовила мазь танакха и тщательно натерлась ею. Три года с лишним, пока отсутствовал муж, она ни разу и не вспомнила о благовониях.
— Вот ты говоришь, что в городе без работы не останешься, что там можно заработать. Что ж, я верю тебе. Город-то громадный, руки везде нужны. Опять же и правительство там. Но что же ты хочешь сказать? Пусть все крестьяне, которые в деревне живут впроголодь, побросают свои поля и огороды и переезжают в город? Бросить здесь волов, буйволов, землю и убежать в город на заработки? Так, что ли? — слышался голос У Чау Лоуна, деревенского знахаря. Ему было жарко. Он снял рубашку и стал ею отмахиваться от москитов. Остальные с интересом слушали разговор между ним и Ко Даун Сейном. У Чау Лоун пользовался в деревне уважением, как самый грамотный и знающий. — За эти три года, что ты жил в столице, в нашей деревне мало что изменилось. Вот, к примеру, Ко Хмоун Чи, — показал У Чау Лоун рукой в сторону черного, как головешка, парня, сидевшего поодаль, обняв руками колени. — Как ходил он без рубашки до твоего отъезда, так и проходил все эти три года без нее. А что поделаешь, если купить не на что?
Ко Хмоун Чи с наслаждением посасывал конфетку из жестяной коробки Ко Даун Сейна. Услышав, что речь идет о нем, парень рассмеялся, и скользкий леденец выскочил у него изо рта. Долго и упорно искал он в темноте обсосок. Нащупав его, Ко Хмоун Чи взял леденец двумя пальцами, осмотрел этот липкий рубин перед пламенем коптилки, снова отправил в рот и с прежним удовольствием продолжал сосать, краем уха прислушиваясь к разговору.
— Взгляни на До Та Ли, — продолжал У Чау Лоун. — Что у нее изменилось, пока тебя не было? Больше морщин появилось да седых волос. И ничего нет удивительного, что старуху при ее бедности астма мучает все больше и больше. Того и гляди, придется завернуть в циновку и снести на кладбище.
Ко Даун Сейн чувствовал себя совершенно разбитым после длинной дороги и шумной встречи. Он не сдержался и громко зевнул. Сыновья его, положив головы отцу на колени, сладко спали под шум непрекращающихся разговоров. Ко Даун Сейн нежно гладил эти наголо обритые детские головки.
— Я что-то не могу понять, к чему ты все это рассказываешь? — спросил Ко Даун Сейн.
— А вот к чему. Ты говоришь, что в городе деньги сами в руки плывут. Только успевай поворачиваться. Велорикшей ты за один вечер умудрялся заработать пять джа. Пять джа! Подумать только! И за один вечер! Чтобы здесь, на земле, заработать пять джа, нам ой как много надо потрудиться! Ты своими рассказами вроде как сманиваешь людей в город. И работы там много, и дома высокие, аж до самого неба, и машины по шестьдесят тысяч и чего только там нет. И даже красавиц белых полуобнаженных можно увидеть. Наслушаются люди, поверят тебе и побегут вслед за тобой в город. А кто на земле останется? Кто рис выращивать будет? А по мне, пусть этого города вообще не будет. Машины за шестьдесят тысяч я в глаза не видел и видеть не хочу, в каменных домах не жил и не желаю жить. Я никуда из деревни уезжать не собираюсь. Мне и здесь хорошо. Главное, по-моему, надо сделать так, чтобы крестьянину здесь, в деревне, жилось получше. Много ли крестьянину надо? Два раза в день самому поесть досыта и семью накормить, да было бы чем прикрыть себе и детям плечи. Если у него есть земля, если он и его дети не голодают и не ходят голые и оборванные, разве он бросит землю и родное гнездо? Никогда!
Ко Даун Сейн слушал и про себя ухмылялся.
— Разговоры потом. Пусть Ко Даун Сейн поест немного, — сказала Мэ Хня и принесла тарелки с дымящимся рисом и приправой.
Кое-кто из гостей понял, что пора уходить, но некоторые остались, с любопытством ожидая продолжения разговора.
— Этот У Чау Лоун самый болтливый. Пока он здесь, люди не разойдутся, — заметила Мэ Юэ, помогая подруге.
— Тише ты. Еще услышит… Когда Шве Аун болел, он лечил его и ни пья не взял. Он хороший, — сказала Мэ Хня.
Односельчане слушали о городской жизни и приключениях Ко Даун Сейна и не переставали удивляться. Мало кто из них бывал в городе, тем более в Рангуне. Рассказ о местах, где они никогда не бывали, захватывал их воображение. Многому они не могли поверить. Особенно поражало то, что Ко Даун Сейн, работая велорикшей, за один вечер зарабатывал до пяти джа.
— Если здесь по пять джа в день зарабатывать, очень скоро богачом станешь, — заметил Ко Аун Двей, человек средних лет со следами оспы на лице.