— А что жаловаться? Муж умер, а у меня, как нарочно, все хвори прошли. Это твоя внучка на качелях?
— От младшей дочери. Хла Хла Твей назвали.
— Да что ты говоришь! Хла Хла Твей? Надо же так! А это мой младший внук, Тхун Мья Маун.
— Тхун Мья Маун? Ну, история!..
Не сговариваясь, они посмотрели на детей. Те поменялись ролями: Тхун Мья Маун теперь сидел на качелях, а Хла Хла Твей раскачивала его.
Старики сидели молча, вспоминая прошлое.
— Почему назвали Хла Хла Твей? Ты придумал?
— Я. Ты оставалась в моем сердце всю жизнь. Как появилась внучка, так захотелось, чтобы она носила хоть частицу твоего имени. Родители ее, конечно, и не догадываются… Ну а скажи, внуку-то имя дали тоже не без твоего участия?
До Хла Мей улыбнулась.
— Прав я или нет?
— Прав. Я назвала его так.
— Да, До Хла Мей, не пойму я тебя. Ведь тогда из-за тебя у нас все разладилось.
— Ну, когда это было-то? Что вспоминать причуды молодости! Ничего уже не вернешь.
Они снова замолчали, вспоминая молодые свои годы.
— А помнишь, мы с тобой свидание здесь назначили? В марте, по-моему, — сказал вдруг У Тхун Пхей.
— Забыл ты все. Не в марте, а в апреле. И совсем не здесь.
— Да, да, в апреле. С тобой еще тетка была.
— Не тетка, а бабка. А потом мы ходили в пагоду Шведагон. А здесь, на озере, ты, видно, с другой свидание назначал. Эх ты, путаник, — пристыдила его До Хла Мей.
У Тхун Пхею и вправду стало неловко. Скрывая смущение, он нагнулся и молча ковырял землю тросточкой. До Хла Мей стало его жаль.
— Не расстраивайся, У Тхун Пхей. Забудь это. Не вернешь теперь ничего. Время течет только вперед, — выручила До Хла Мей старика.
— Да, ты права. Но я не хочу забывать то, что было. А помнишь…
— Эй, прекратите драться! — закричали совсем близко. Старики оглянулись на крик и увидели, как кто-то из взрослых разнимает только что мирно игравших детей. Воспоминания были сразу забыты. Он и она — оба бросились к своим внукам. Хла Хла Твей плакала. Тхун Мья Маун кричал на нее.
— Она укусила меня, гадкая девчонка!
— Он толкнул меня, противный мальчишка!
До Хла Мей подбежала к внуку, обняла и принялась успокаивать.
— Вот негодница! Чуть что не по ней — сразу кусаться. Как тебе не стыдно!
— Это он толкнул бедную девочку. Мерзавец! Вконец избаловали детей. Пойдем отсюда. И больше не играй с ним и не разговаривай!
— Я играла, а он сам ко мне подошел.
— Зачем ты связался с этой злюкой? Идем!
— Мне жалко стало, что она раскачиваться не умеет. Вот я и покачал ее.
— В следующий раз нечего жалеть. Пусть сама качается.
Взяв детей за руки, старики пошли каждый своей дорогой, позабыв о том, что недавно так согрело им сердца.
Перевод К. Шаньгина.
СУЕТА СУЕТ
Чем он только не занимался, чтоб прокормить семью, прежде чем ему удалось открыть свою парикмахерскую под бамбуковым навесом! Этот навес, как и сотни других сооруженных вдоль улицы перед лачугами и лавочками, не был, разумеется, украшением города. Городские власти видели в них основную причину грязи, вони и мух. Поэтому в одно прекрасное утро все эти бамбуковые строения были снесены. Таким образом он лишился не только крыши над головой, но и средств к существованию.
Тем, кому бамбуковые навесы и лавочки мешали любоваться красивым городским пейзажем, могли бы не смотреть в ту сторону. Ничего с ними не случилось бы. Останься все на своих местах, парикмахеру не пришлось бы искать новое жилье и работу. Власти обещали ему угол за незначительную плату, но пришлось самому от него отказаться, потому что устроиться на работу поблизости не было никакой возможности. После настойчивых поисков ему наконец удалось подыскать подходящую работенку. Неподалеку, в глухом переулке, подальше от глаз богатой публики, поставил он бамбуковую хижину.
Новое занятие не имело ничего общего с прежним. Оно не требовало умственного напряжения. Не надо было и учиться, чтобы овладеть новой профессией. Его взяли не то помощником садовника, не то дворником, не то рабочим в контору, которая отвечала за чистоту и порядок на территории вокруг бассейна для европейцев. Бассейн находился в красивом, удаленном от посторонних глаз месте в районе Кокайн, между улицами Гутлив и Хармитадж. Высокая бамбуковая изгородь, увитая густой зеленью с благоухающими цветами, деревья с пышной листвой и любовно ухоженные зеленые газоны создавали уют для отдыхающих иностранцев. Всякий, кто спасался от городской жары и духоты, как только ступал за ограду, сразу чувствовал облегчение, даже не успев еще окунуться в прохладную воду. И конечно, работа здесь, на открытом воздухе, около чудесного бассейна с голубой прохладной водой, не шла ни в какое сравнение с трудом парикмахера в жалкой, грязной и душной бамбуковой лачуге. Вероятно, правы городские власти, что снесли все эти лавчонки. Они знают, что делают.