1
В гневе и отчаянии я проклинаю того мужчину, что ушёл. Прождав его год, он перестал быть для меня отцом раз и навсегда. Это убило мою мать. Он вырвал из неё любовь с корнем, оставив одну истекать жизнью. Она постарела на двадцать лет за три дня. А я бросил учёбу и мечты, трудился в поле, на мельнице, рано утром, при первых лучах солнца собирал дары природы. Кормил чужой скот, за что иногда получал награду в виде куска хлеба, кувшина молока, нескольких яиц или притворную пригоршню лживых благодарностей. Но я улыбался в ответ и ждал, ждал понимания. Пусть хотя бы скажут мне искренне. Но они продолжали врать и с каждым новым разом проявляли лишь недоверие.
— Ты должно быть скармливаешь им всякий мусор, бездельник, я в твои годы работал, учился, женился, растил детей - видимо они все забывают, что мне двенадцать и я один с матерью, которая с трудом встаёт с постели. И уж точно не верят, что Стражи всех нас видят и отвечать перед ними. Да сложно быть хорошим, но ещё тяжелей озлобится раз и навсегда. Это невыносимые жизненные муки, некоторые осмеливаются их скрывать, не замечать, рискуя душой, искалеченная, лишь томится в оболочке, пропитанной смрадом от лжи. Они живы лишь снаружи, но чем я могу им помочь?
— Можно у вас взять книгу? Я обещаю, верну. О чем она? Не читали? Значит не нужна? Но почему я не могу взять? Вы же не читаете? Я верну, правда, обещаю, мы живём в одной деревни, вы знаете мою мать. Он мне не отец. Ушёл. Не знаю - стоило им начать говорить о нём, как я уходил. Сразу всё заканчивал и выбегал. Меня пугал страх, что кто-то заметит мои слезы. Лишь совсем выбившись из сил, в одиночестве я мог себе позволить их не сдерживать. Слёзы щекотали моё лицо, словно массировали, гладили и успокаивали меня. Но слабость недолгая роскошь. Нужно рано ложиться спать, и я не уверен, что плакать можно. Оно само происходит. Понимаете? Словно потребность. Ноет всю неделю, так и жаждет вырваться на свободу. Но никто вокруг не плачет, кроме детей, стариков, пьяниц и временно-несчастных, познавших страшное горе. Думаю, мама плачет от боли, что её мучает, но только иногда, среди ночи, реже днём и совсем редко утром. Я всегда поднимаюсь с кровати и обнимаю её. Либо подхожу, стараясь улыбаться, произнеся самые добрые слова, и обнимая её плачу сам, если не удаётся сдержаться.
Герои не плачут. Номарх истинный герой. Я ни разу не слышал о его слезах. А вот Спаситель и Стеллан. Но с ними всё не так просто.
Спаситель, конечно, существовал и я думаю не исчез, не замечают из-за того, что в него перестали верить, тут любой пустит слезу. Да и как заметят того, в кого не веришь. Даже несмотря на то, что ты бессмертен, со времен первой эпохи спасаешь, исцеляешь, воскрешаешь, помогаешь и даже борешься со злом, а потом в тебя не верят из-за того, что люди глубоко убеждены, будто бы на подобное не способен ни один человек. А подражатели кончились, так как исчез с лица земли его орден - вот в это я точно не верю. Там, где появляются истории о таинственных группах, нет правды. Хотя бы потому, что из-за этого они теряют секретность. Но меня пугает, если Алирия, некогда прекрасная страж Любви, одна из двенадцати могущественных существ и хранителей миров, обезумев забрала с собой спасителя или же как-то ему навредила, ведь он исчез как раз в третью эпоху. Когда появились все эти маленькие крепкие, одетые в металл гномы; чудные, таинственные высокие эльфы в одежде из опавших листьев, увядшей травы и цветов, коры умерших деревьев и ужасные орки, о которых я меньше всего хочу говорить. Но может он отправился на континент Арт к ящерам, чтобы спасти их, а люди его разочаровали и такова плата за утрату веры в него. Но я-то верю. думаю, он знает об этом и всё же однажды вернётся, если уже не среди нас.
Что по поводу Стеллана. Так он плакал, когда был пьяницей или из-за женщины, что не делало ему чести как рыцарю, но рыдал он опять-таки в одиночестве или будучи пьяным, а также имел смелость во всём признаться королевскому писарю. Отец мой, точнее, тот мужчина, что ушёл тоже никогда не плакал. Но я думаю это всё из-за его сухости и грубости. Так что мужчина может плакать, осталось только понять, в одиночестве или нет и по каким причинам ему это позволено.