Оживленно, даже суматошно становится во дворе в 3 часа, во время обеденного перерыва. «Вот это удоб- ный час,— решил Лисовец.— В этой суете можно выйти с заводского двора на улицу. Главное — не задерживаться на улице, а поскорее скрыться куда- нибудь». На другой день ровно в 3 часа около завода по- явился старик с котомкой за плечами — то был Сер- гей Билецкий. Улучив минуту, когда эсэсовец с плет- кой отошел в глубь двора, он бросил через забор кисет с махоркой. В кисете кроме махорки лежали свернутые в трубочку три пропуска на право выхода с территории завода и записка: «Выходите сейчас!» Через несколько минут из заводских ворот вышли трое пленных. На противоположной стороне улицы их ждали Лисовец и друг Билецкого — Петр Сорокрш. — За нами!—произнес Дмитрий и скользнул в проходной двор. Когда эсэсовцы обнаружили исчезновение плен- ных, те были уже далеко от завода. Двое из них имели в Киеве знакомых и отправились их разыски- вать. А третий — он назвал себя кадровым военным Виктором Левченко — спросил: — Можно, я с вами? Другой дороги у меня нет... — Пойдем,— ответил Дмитрий. В группе Лисовца появился еще один подполь- щик. Поезд на Винницу уходил в 6 часов вечера. За не- сколько минут до отправления к последнему вагону, в котором обычно ехало гражданское население, по- дошли двое. — Предъявите документы! Рядом с кондуктором стоял чиновник немецкой комендатуры. Как назло, пассажиров было мало. Про- верка проводилась тщательно. Дошла очередь и не- коего Антона Любезного, предъявившего вместе со своим спутником Виктором Левченко документы и командировочные удостоверения завода «Ганибек» о том, что они работают уполномоченными по заго- товке топлива. Чиновник внимательно проверил до- кументы, промычал под нос: «Гут...» 90
Резко загудел, зашипел паровоз. Вагоны стукнули буферами и покатились. Антон Любезный (это был Сергей Билецкий) и Виктор Левченко забрались на верхнюю полку. Хотелось спать. Нелегко пришлось им в последние дни. Такую же операцию, как на «Ленкузнице», группа Лисовца провела на заводе «Большевик» и в депо имени Андреева. Свыше двадцати человек удалось им освободить из фашистского плена. Десять из них были переправлены к партизанам. Но эти операции всполошили оккупантов. Прибе- жал Шешеня и предупредил: свой человек из поли- ции передает, что ищут старого крестьянина, кото- рый бросал пленным махорку. Кочубей посоветовал Сергею Билецкому на время исчезнуть из Киева. Вот и едут теперь пан Антон Любезный со своим помощ- ником паном Виктором Левченко «заготовлять топ- ливо». В Винницу поезд прибыл утром. Отдохнувшие за ночь «командировочные» бодрым шагом направились к речке. На левом берегу Буга в землянке жил рыже- бородый возчик Иван. Поговаривали, что семья его — жена и пятеро детей — погибли во время бомбежки и Иван немного тронулся. Не известно, как он раздо- был коня с возом, но этим-то он и кормился. К нему и держали путь наши «заготовители». Отыскав Ивана, Любезный сказал: — Днепр горит. — Построим мост,— ответил Иван и пожал при- бывшим руки. В землянке Любезный — Билецкий вытащил из рюкзака пуховую подушку, провел по ней лезвием острого ножа и вместе с пухом на пол вывалилась пачка листовок. — Хитро придумали!—захохотал возчик. Он оказался вовсе не таким молчаливым, как ду- мали о нем соседи-погорельцы, и конечно же не был «тронутым» — все это была конспирация. Сейчас он отводил душу с приезжими. Иван жадно расспраши- вал их о том, что делается в Киеве, о событиях на фронте и в свою очередь рассказал о жизни вин- ничан. Телегу рыжебородого Ивана видели потом во мно- 91
гих селах Винничины, и везде крестьяне находили воззвание подпольной парторганизации «Смерть не- мецким оккупантам!» Воззвание разоблачало гнус- ность нового немецкого земельного закона, только что опубликованного рейхоминистром для восточных областей Альфредом Розенбергом. 2. (Из дневника Григория Кочубея) 5 октября 1942 года. Познакомился с Дмитрием Л., руководителем новой группы. Это уже тринадцатая по счету группа в нашей парторганизации. Дмитрий мне нравится. Но он слишком горяч. Придется не- много сдерживать. Встреча с ним состоялась в домике на окраине города. Дмитрий прикинулся больным, и я пришел к нему под видом врача. Договорились с Дмитрием, что его группа и в дальнейшем будет освобождать военнопленных. Я по- советовал ему продумать какой-нибудь новый спо- соб. Махорка, так сказать, выдохлась. Прошел уже год с тех пор, как я в оккупирован- ном Киеве. Часто задаю себе вопрос: достаточно ли того, что делаем? Ведь мы теперь не те, какими были осенью 1941 года. Сами немцы нас многому «научи- ли». Смело ходим по улицам и днем и ночью. Не ус- пеют оккупанты установить новую форму документа, изменить нарукавную повязку, как все это уже имеется и у нас. Если бояться гитлеровцев, послушно выполнять все их распоряжения и приказы, то лучше живым лечь в могилу. Даже за то, что держишь дома голу- бей, они угрожают расстрелом. Если выловишь в Днепре леща длиннее 20 сантиметров—расстрел, не зарегистрируешься на бирже труда — расстрел. Рас- стрел, расстрел... Как-то сорвал со столба один из самых страшных приказов оккупантов. Когда вер- нутся наши, отдам его органам, которые будут су- дить фашистских преступников. Один этот приказ — смертный приговор для них: «Всем евреям города Киева и его окрестностей ровно в 8 часов утра 29 сен- 92
тября явиться на улицу Мельника, взяв с собой цен- ные вещи, теплую одежду и белье. Кто не явится — будет расстрелян». Все они, около ста тысяч женщин, стариков, детей, явились, и их всех расстреляли. Нет, не всех. Недавно был у Станислава. Меня впустила в дом маленькая женщина с белокурой косой. Поразили ее глаза — большие, темные, кажется, в них застыл ужас. Потом я все узнал. Ее зовут Муся Чернишенко, она — жена Станислава. Как странно свела их судьба! 29 сентября семнадцатилетняя Муся (тогда она зва- лась Евой), которую война забросила со старушкой матерью в Киев, брела со всеми в Бабий Яр... Стани- слав каким-то чудом вырвал девушку из этого страшного потока обреченных людей. Часто думаю: плохо, что меня не было 29 сен- тября в Киеве. Мы бы подняли на спасение несчаст- ных всех товарищей-подпольщиков. Теперь окку- пантам не удалось бы так подло обмануть киевлян. Наши листовки разоблачают преступные действия фашистов. Да и мы не щадим проклятых гитлеровцев. Не помню, писал ли уже о группе в Крутах. Сме- лые люди собрались там. Недавно старый врач П. подсыпал белены в самогон, который потом выпили фашистские солдаты, расквартированные в сельской школе. Солдаты совершенно обалдели от белены. Не- которые из них распрощались с жизнью. 3. Может быть, в то время, когда Григорий Кочубей писал в своем дневнике о докторе Помазе, в Крутах случилось несчастье: гестаповцы арестовали Алек- сандра Березнева, отвезли его в Нежин и там рас- стреляли во дворе городской тюрьмы. Беда эта потрясла семью. Иван Васильевич Помаз не выходил из своего кабинета. Часами плакала Анна Тимофеевна. Притихли девочки Леля и Надя... Но друзья-подпольщики не дали им долго преда- ваться горю. Черепанов и Ткачев привезли листовки. Помаз спрятал их у себя в кабинете под полом. За ними должен был прийти Василий Филоненко. 93