В этот момент Цирус Стонард поднял голову и осмотрелся блуждающим взглядом.
— Позовите доктора Глоссина!
Доктор Глоссин стоял в кабинете президента-диктатора. Цирус Стонард, подобно статуе, поднялся со своего места. Правой рукой он схватил телеграмму и судорожно скомкал ее. Не говоря ни слова, медленно подошел он к доктору, пока не очутился в трех шагах от него. Потом резким движением швырнул ему бумажный комок прямо в лицо.
Доктор Глоссин не попытался уклониться от удара. Бумага попала ему в переносицу и упала на пол. Он страшно побледнел. Содержание этой телеграммы было ему известно. Двадцать минут назад он узнал, что вся его работа оказалась тщетной. Единственные люди, которых он опасался, избегли его сетей, находились где-то в безопасности и пользовались своей властью.
В этот миг он не был даже способен реагировать на оскорбление. Бумажный комок подействовал на него, как пуля. Тот, в кого стреляют, не думает об оскорбительности выстрела, но просто падает. Доктор Глоссин зашатался и стал нащупывать руками какую-нибудь точку опоры.
Физическая вспышка облегчила президента-диктатора. Непосредственное действие поразившего его удара ослабело. Он увидел перед собой человека, готового упасть в обморок.
Опустившись в кресло, он кивнул доктору.
— Садитесь!.. Садитесь!.. Не туда… Сюда! Здесь возле меня… Да, здесь… Стойте, подымите это прежде!
Он указал рукой на смятую телеграмму, приказывая доктору, как собаке; и доктор Глоссин повиновался, как побитая собака. Он уселся на указанное кресло, рядом с Цирусом Стонардом, и совершенно машинально разгладил бумажный комок.
— Прочтите!
Доктор Глоссин прочел телеграмму, уже столько раз прочитанную за этот день.
— Что вы мне говорили? И что скажете теперь?
Доктор не мог дать сколько нибудь связного ответа. Цирус Стонард увидел, что нужно дать ему время собраться с мыслями и приказал:
— Сделайте еще раз детальное сообщение о событиях в Линнее, но без прикрас.
Доктор Глоссин заговорил, постепенно успокаиваясь.
— Англичане прибыли на место одновременно со мной. Познакомившись с Троттером, я был удивлен их наивностью. Я хотел, чтобы его отозвали, но времени уже не было. Я ничего не мог поделать…
Цирус Стонард смерил доктора холодным взглядом.
— Так бывает в тех случаях, когда слепые орудия сами начинают думать. Я вам дал приказ убрать этих трех!.. вам!.. А не англичанам. Я не наказал вашего самоуправства, потому что вы сообщили мне об успехе.
Почему я выбрал вас своим орудием? Потому что не хотел упустить такого случая… Если ваших способностей не хватит убрать этих трех человек с лица земли, если вам для этого нужны англичане… Почему вы натравили на них англичан, вместо того, чтобы отправиться самому?
Доктор Глоссин пробормотал:
— Интересы страны… нейтралитет… дипломатического затруднения… характера…
— Глупости!.. какое мне дело до Швеции? Разве вы думаете, что я не учел возможности нарушить нейтралитет этой страны.
Он проницательно посмотрел доктору в глаза.
— Я хочу точно знать ваше мнение об этих трех. Живы ли они еще… Или, быть может, эта телеграмма дана из другого места? Если они живы — каковы их планы, как велика власть? Примут ли они чью-нибудь сторону в наступающей войне? Обдумывайте свои слова, прежде чем отвечать. Дело идет о вашей жизни.
Доктор Глоссин знал, что президент-диктатор не шутит. Легкое прикосновение к звонку — и через час его не будет в живых. Собравшись с мыслями, он заговорил медленно, взвешивая каждое слово:
— Нет, я был очевидцем катастрофы в Линнее и все же говорю, что телеграмма послана ими.
— Как они могли спастись? Они должны бояться в конце концов быть пойманными. Они могли пройти подземным ходом, где-нибудь в горах или у реки заканчивающимся.
— Я думал об этом. Но в таком случае он должен существовать уже давно. Они находятся в Линнее лишь несколько недель. На устройство подземного хода нужны месяцы, если не годы. Во всяком случае, это является наиболее приемлемым объяснением. Может быть, они, при своих исключительных средствах, сумели прорыть его за это короткое время… Или они…
Доктор Глоссин сжал виски обеими руками, словно его голова готова была разорваться под наплывом новых мыслей. Он замолчал.