Лукавства в улыбке заметно прибавилось, и это мало-помалу начало меня доставать.
– А кто такой Задохлик?
– Адвокат этих пройдох из Хейстипгской газовой, кто же еще!
– В смысле, Джон Дуглас?
– Ну да! – нетерпеливо подтвердила я. – А с вами нам не о чем больше разговаривать! Уходите и не тратьте зря время.
– Вам не стоит беспокоиться. – Он издал смешок, который отлично гармонировал и с улыбкой, и с манерой держаться, то есть был на редкость противным. – Мое время – на что хочу, на то и трачу.
– Могу сказать то же самое о своем, – процедила я. – И у меня нет ни малейшего желания и дальше тратить его на беседу с вами.
– Понимаю и не смею больше вас задерживать, миссис Лейн. – Уолтер Бриггс достал из нагрудного кармана визитную карточку. – Вот, возьмите. Я к вашим услугам. Между прочим, хотя я действительно знаком с Джоном Дугласом, наши интересы никак не пересекаются.
На карточке стояло: «Уолтер Бриггс, судебный адвокат». Я подняла глаза, и он снова показался мне привлекательным с этой своей легко вспыхивающей улыбкой, в которой явно сквозило лукавство.
– В таком случае зачем вы здесь?
– Как вам сказать, миссис Лейн… – Он помедлил, как бы подбирая слова. – До меня дошли слухи о том, что случилось в тот день в зале суда. Я на вашей стороне и считаю, что у вас есть все основания для иска «Лейн против города». Если надумаете подавать, можете рассчитывать на мою помощь.
Я еще раз пробежалась глазами по карточке и по его лицу.
– Вы не похожи на тех, кто вербует клиентов по больницам…
– Правильно. Потому что я вовсе не из таких.
– А тогда можно узнать, чему обязана такой честью?
– А можно узнать, у вас каждое новое лицо вызывает такую антипатию?
– Нет, не каждое, – ответила я, чувствуя, как губы сами собой складываются в улыбку (мужское обаяние – сильная штука, а у Бриггса его было в избытке). – Только если это лицо адвоката.
Появилась Вера с подносом. Судя по ароматам, меня наконец перевели в другую группу питания (до этого приходилось кое-как перебиваться, запивая таблетки бульоном).
Уолтер Бриггс посторонился, давая дорогу.
– Приятного аппетита. Мне пора. – Он пошел к двери, помедлил и, уже держась за ручку, адресовал мне мимолетную улыбку. – Рад, что вам лучше.
Вера смотрела на него во все глаза. Заметив это, он улыбнулся и ей – намного приветливее. Я ощутила странную досаду.
– До свидания.
Он вышел. Вера медленно отвернулась от двери.
– Ухты! Шикарный мужик.
– Да, ничего.
– Ничего? Ну знаете, Ванда! Такого мужика надо ценить, даже когда его уже заполучила. Будь у меня такой дружок, я бы не выперла его из постели, даже если бы он потребовал туда завтрак!
– Никакой это не дружок, – брюзгливо возразила я. – Мы только что познакомились.
– Как так? – изумилась медсестра. – Да ведь он торчал тут, можно сказать, безвылазно, пока вы лежали в коме. Я все думала: надо же, какой преданный!
– Тут – это где? В больнице?
– Да прямо тут, в этой вот самой палате!
– Безвылазно? – Я прикинула вероятность того, что под этой обаятельной личиной таится маньяк, и решила, что вряд ли. – Днем и ночью?
– Ну, это я малость загнула, но вообще он заходил каждый божий день. Иногда только заглядывал – узнать, не пришли ли вы в себя, но чаще сидел у постели. Знаете, не одна я думала, что это ваш дружок! Да и что еще мы могли подумать? Уж если мужик так крутится вокруг женщины в коме, значит, они не первый месяц знакомы.
– Логично, – хмыкнула я. – Тем не менее, придется разочаровать ваш дружный коллектив.
И сунула Вере карточку. Она прочла и развела руками:
– Адвокат, чтоб его!..
– Вот именно, – буркнула я.
Взбив подушки и придвинув мне поднос, она некоторое время постояла надо мной с задумчивым видом.
– Значит, адвокат… и все равно, из постели я бы такого не выперла. Ну ладно, мне пора, а вам приятного аппетита и, кстати, с днем рождения!
– Что, простите?! – Я уронила поднятую было вилку.
– Разве нет? – Медсестра потерла лоб, как бы собираясь с мыслями, и облегченно вздохнула. – Ну, правильно, с днем рождения! Двадцать шестого октября, именно так. Или в вашем файле ошибка?
– Да нет, все верно. Значит, мне уже тридцать два. Уж как мы рады, как рады!
Вера явно приготовилась отпустить расхожую шуточку, но и последний момент прикусила язык, за что я была ей только благодарна.
– Это ничего, если я спрошу, есть ли у вас родственники?
– Есть, в Нью-Йорке.
Я ждала, что она начнет выпытывать дальше, но она только спросила:
– Может, связаться с кем-нибудь из них? Правда, вы просили не соединять, даже если снова позвонит муж…
– Бывший муж, – автоматически поправила я, тыча вилкой в кусок жареного цыпленка, который упорно отпрыгивал. – Послушайте, эту птицу догадались хотя бы прикончить? Я уж не говорю о том, чтобы приготовить.
– Но, Ванда…
– А это что за отвратительное месиво? Пюре из пакета? Не могу поверить! Миллион баксов в сутки за койку – и у вас нет средств па настоящую картошку?!
Несколько секунд Вера только хлопала глазами, потом неуверенно предложила:
– Я могла бы составить вам компанию – у меня вот-вот начнется обеденный перерыв. Поели бы вместе, поболтали…
– Это что же, из жалости? Не беспокойтесь, я привыкла к одиночеству, и оно меня нисколько не тяготит. Даже наоборот.
– Зато меня тяготит! – заявила Вера, демонстративно приняв позу «руки в боки». – Терпеть не могу жевать в одиночку. Думала, хоть разок пообедаю по-человечески, но теперь вижу, что с вами не споешься.
Я сочла за лучшее смягчиться.
– Раз так, зачерпните и мне из своего медсестринского котла. Наверняка там картошка повкуснее.
– Ладно уж, зачерпну.
Хмыкнув, Вера заскрипела своей обувью к выходу.
Значит, день рождения. Какая удача!
Я вернулась к борьбе с цыпленком, но отвлеклась на мотив, который здесь явно предпочитали всей остальной музыке (что, надо признаться, раздражало меня чем дальше, тем больше). Хуже всего, что мне никак не удавалось опознать мелодию – радио едва шептало. Что-то из классики. Пьеса для рояля с оркестром. Вот сейчас будет крещендо.
– Надеюсь, эта картошка…
– Тсс! – зашипела я, прикладывая палец к губам. Вера замерла, через плечо встревожено оглядывая коридор. Но мелодия уже затихла. Я уронила руку на одеяло. Что-то в моем лице заставило Веру пристальнее в меня всмотреться.
– Что с вами, Ванда?
– Да так, ничего особенного. – Я рассеянно следила за тем, как она устраивается со своим подносом на краю соседней постели. – Просто эта мелодия начинает сводить меня с ума.
– Какая мелодия?
– В том-то и дело, что не знаю! Может, вы мне скажете, раз ее снова и снова передают по вашей радиосети!
– У нас нет никакой радиосети, – ответила медсестра озадаченно.
Я пропустила ее ответ мимо ушей, пробуя наконец цыпленка. Он оказался не так плох, как я ожидала. Желудок истосковался по настоящей еде и ответил на первый же кусочек довольным воркованием.
Внезапно до меня дошло.
– То есть как – нет радиосети?
– А вот так! – засмеялась Вера. – Нету, и все тут. То есть поначалу, конечно, была, но ведь вы, больные, народ привередливый. Вечно кто-то жаловался, что ему не нравится репертуар. Ну и было решено отключить общую трансляцию. Кто хочет и кому можно, приносит музыку с собой.
– Но я слышу мелодию! Причем всегда одну и ту же. Она сразу стала серьезной.
– Вот что, схожу-ка я за доктором.
Я уже открыла рот для возражений, но тут музыка возобновилась, и я вскинула руку:
– Вот она! Слушайте, слушайте! Просто спятить можно, ей-богу. То звучит, то не звучит, словно кто-то крутит ручку настройки. А главное, никак не успеваешь сообразить, что это все-таки за вещь.
Приближалось крещендо. Я умолкла, напряженно прислушиваясь. Вера не сводила с меня встревоженного взгляда. Как и всегда, все затихло в самый интересный момент.
– Вот дьявольщина! Так что же это за вещь?