— Было бы неплохо, если бы сама мамаша Лизон уморила нас тут шутками, — на ходу бросила Марианна, с подносом сновавшая между столиками, — но вряд ли нам удастся развеселить ее. Мамаша Лизон — милейшая из женщин, но всегда грустна до невозможности. Наверное, у нее какое-то большое несчастье в жизни было…
— Ха! — жизнерадостно воскликнул Овид. — Уж я-то сумею ее развеселить: найду, что шепнуть ей на ушко. А пока пойду искать работу. Повеселиться совсем невредно, но надо и о деле подумать: ведь дядюшкино наследство когда-нибудь да иссякнет.
Он расплатился и ушел.
На следующий день после встречи с Дюшмэном и Аман-дой Этьен Кастель напряженно работал в мастерской. Приближался день рождения Жоржа; верный своему слову, художник работал, чтобы закончить к его двадцатипятилетию обещанную картину. Вместе с ней, согласно последней воле священника деревни Шеври, Этьен Кастель должен был вручить ему письма, до сих пор хранившиеся у него. И ему очень бы хотелось сказать при этом:
— Я знаю, кто на самом деле убил Жюля Лабру.
Несмотря на то, что у него были все основания подозревать Поля Армана, никаких реальных, доказательств он не имел, и поэтому вряд ли мог сказать:
— Вот он, подлинный убийца. Сейчас я сорву с него маску, и вы увидите его настоящее лицо. Перед вами вовсе не Поль Арман, это — Жак Гаро!
Следовательно, нужно было терпеливо дождаться того дня и часа, когда ему удастся поймать Овида Соливо и тот — либо на словах, либо с помощью каких-нибудь документов — раскроет истину.
Увы, ни во вторник, ни в среду Рауль Дюшмэн так и не появился. Вечером художник отправился на улицу Дам и, не застав никого, оставил записку:
«Буду у вас завтра, в четверг, в десять утра. Дождитесь меня; нам непременно нужно поговорить».
Аманда с Раулем вернулись лишь около полуночи. Прочитав записку Этьена, они решили, что художник намерен сообщить какую-то важную новость, и очень обрадовались. Аманде страшно хотелось тоже присутствовать на встрече, но это было совершенно невозможно: хозяйка поручила ей сходить к одной клиентке.
Поэтому утром, наказав Раулю непременно сообщить ей сразу же, если будут какие-то новости, она вышла из дома и села в фиакр.
Овид тоже вышел из дома пораньше, положив в карман привезенный им из Нью-Йорка пузырек канадского «ликерчика» — там оставалось с три четверти. Дойдя до ближайшего телеграфа, он отправил в Курбвуа телеграмму следующего содержания:
«Просьба перенести нашу встречу на завтра, уеду не раньше понедельника.
Затем нанял извозчика и вскоре оказался на площади Шатле. Там он зашел в кафе, заказал аперитив и велел принести письменные принадлежности. Изменив почерк, он написал на листе бумаге:
«Парижская полиция старательно, но безуспешно разыскивает женщину по имени Жанна Фортье. приговоренную к пожизненному заключению за поджог, кражу и убийство и сбежавшую из клермонской тюрьмы.
Мы полагаем, что полиции удастся обнаружить сию особу, если два-три агента будут посланы на банкет в честь некоей разносчицы хлеба, называющей себя Лиз Перрен, который состоится сегодня ровно в полдень в винной лавке на улице Сены под названием „Привал булочников“.
Они станут свидетелями весьма забавного инцидента, вследствие которого клермонская беглянка вынуждена будет выдать себя».
Вложив в конверт подлый донос, Овид все тем же измененным подчерком написал адрес:
«Господину начальнику полиции, префектура полиции, СРОЧНО».
Выйдя на площадь, он дал сорок су посыльному, приказав доставить письмо по указанному адресу.
Ровно в десять Этьен Кастель явился к Аманде на улице Дам. Дверь ему открыл Рауль Дюшмэн.
— Входите, сударь! — радостно произнес он. — Конечно же, вы пришли сообщить, что обнаружили, где живет Овид Соливо?
— Нет; я, наоборот, хотел узнать, не удалось ли вам напасть на его след?
— Увы, сударь, нет! Целых три дня я ходил за Полем Арманом буквально по пятам, но из дома он выезжал лишь для того, чтобы отправиться в Курбвуа, а из Курбвуа всякий раз прямиком возвращался в свой особняк.
— Значит, ничего! Ничего! Ни единого следа! — в отчаянии произнес Этьен.
— Ровным счетом ничего, и боюсь, что этот Соливо, заметив слежку, испугался и, может быть, уже удрал из Парижа…
— В таком случае, сам дьявол помогает ему! И нет даже никакого способа проверить правильность вашей догадки…