В этот момент несчастный схватился за грудь. У него вдруг пронзительно заболело сердце. Нечто невнятное, похожее на жалобный стон, сорвалось с его губ. Охваченный нервными судорогами, он завертелся на месте, отчаянно размахивая руками, и, потеряв сознание, рухнул. Овид бросился к нему.
— Умер! Неужели он умер? — в ужасе пробормотал он. — А я-то рассчитывал и дальше богатеть за его счет! Это было бы совсем невесело.
Он поспешно ощупал левую сторону груди Жака Гаро и тотчас успокоился. Сердце билось, и очень сильно.
— Нет… нет… он не умер, — с торжествующей улыбкой сказал дижонец. — Это все канадский ликерчик виноват. Когда он придет в сознание, то ничего не будет помнить. А! Какой бы ты ни был ловкач, я тоже далеко не дурак, и очень даже подозревал, что ты совсем не Поль Арман! Ты богат, братец, и меня это устраивает! Ты со мной поделишься. Ты поймал меня на крючок… а теперь и сам попался… Все, что ты сейчас рассказал, накрепко засело у меня в памяти, ни словечка не забуду. Впрочем, еще и запишу. Хорошенький же у тебя послужной список! Убийца, вор и поджигатель! И ты еще имел наглость читать мне мораль! Надо же, это уж слишком! Ты мне, братец, еще заплатишь за все свои морали, дорого заплатишь!
И с неожиданной для него силой подняв тело Жака, он уложил его в постель, укрыл, сунул пару подушек под голову, а потом удалился в свою комнату, тоже лег и тотчас же уснул. На рассвете он проснулся, быстро оделся и отправился в номер «братца». Тот, похоже, даже не пошевелился за ночь, лишь шумное дыхание свидетельствовало о том, что он весьма далек от смерти. Овид подошел к кровати, взял спящего за запястье, нащупал пульс — сердце билось ровно.
«Подождем, пока сам проснется», — подумал он.
И, усевшись за заваленный бумагами стол, закончил начатую накануне работу. Прошло около часа. Внезапно Овид обернулся. Ему почудилось, что Жак зашевелился. Так оно и было: лже-Арман понемногу подавал признаки жизни. Овид поднялся со стула, подошел к нему и стал дожидаться полного пробуждения. Ждать пришлось недолго. Жак открыл глаза, затем резко поднялся и, сидя на кровати, оглядел комнату.
— Где я?
— В Кингстоне, в гостинице «Тринадцать звезд».
— Почему я лежу в кровати одетым?
— А, братец, значит, ты ничего не помнишь?
Жак спустил ноги на пол, но так и остался сидеть; потом заговорил:
— Помню только, что сидел здесь и работал… и ты тут был…
— Совершенно верно, — ухмыляясь, сказал Овид, — потом ты вдруг встал и, выкатив глаза, как сумасшедший, размахивая руками, затрещал, как сорока, с пеной у рта и яростью в глазах осыпая меня ругательствами. Я уж думал, ты с ума сходишь.
Жак вскочил на ноги.
— Что все это значит? — передернувшись, пробормотал он.
— Что ты того и гляди схлопочешь себе кровоизлияние в мозг… Слишком много работаешь, братец. Переутомляешь себе голову. Все это добром не кончится. Кровоизлияние в мозг — опасная штука.
Жак задумчиво и мрачно прошелся по комнате.
— Почему ты не вызвал врача?…
— Почему? Из простейшей осторожности. Ты говорил… кричал… И вовсе ни к чему было, чтобы кто-то посторонний слушал все это, развесив уши.
Жак побледнел.
«Что я такого мог сказать?… — с ужасом подумал он. — И с чего вдруг этот бред… это сумасшествие?…»
Не в состоянии ответить на вопросы, он сделал над собой усилие, стараясь отогнать мучившие его мысли.
— Как продвигается работа? — спросил он.
— Я составил смету. Тебе остается лишь проверить цифры. К полудню мы можем пойти на завод.
Дела вскоре были закончены, и следующим вечером Жак Гаро й Овид Соливо отбыли на поезде в Нью-Йорк. В тот же вечер, оказавшись наконец дома, Овид уселся за письменный стол, взял лист бумаги, ручку и написал следующее:
«Нью-Йорк, 23 июня 1862 года
Швейцария, Женева, городская больница, господину директору Сударь,
надеюсь, вы будете так любезны, что сочтете возможным оказать мне услугу в одном очень важном для меня деле. Мне стало известно, что в 1856 году некий уроженец Дижона по имени Поль Арман, рабочий-механик, скончался в вашей больнице; он приходится мне родственником, и, поскольку я не получал никаких официальных уведомлений, у меня по этому поводу остались определенные сомнения.
Я был бы очень признателен вам, если бы вы соблаговолили внести ясность в этот вопрос и, в том случае, если Поль Арман действительно умер, выслали мне официально оформленное свидетельство о его смерти. К сему прилагаю стофранковую купюру в возмещение расходов по розыску документов и оформлению свидетельства. Если же упомянутые расходы составят меньшую сумму, прошу вас любезно принять оставшиеся деньги и использовать их на нужды вашего заведения.