Люсьен спросил Этьена, не был ли он знаком с его отцом.
— Я никогда не видел его, но, как и все тогда, много слышал об альфорвилльской трагедии, и окруженное всеобщим уважением имя Жюля Лабру врезалось мне в память.
А про себя художник подумал: «Что за странный каприз судьбы — сделать сына убийцы лучшим другом сына жертвы!»
— Преступник был наказан? — спросил Жорж.
— Женщина, которую обвинили тогда в убийстве и поджоге, была приговорена к пожизненному заключению, — ответил Люсьен.
— Женщина? — воскликнул Жорж.
— Да… После того как все это случилось в Альфорвилле, она сбежала. И была арестована в какой-то деревушке под Парижем.
Жорж вопросительно глянул на Этьена Кастеля.
— Ты не ошибся, друг мой, — ответил на этот взгляд художник. — Это та самая женщина, о которой я тебе недавно рассказывал, именно она изображена на первом плане картины, которую я намерен тебе подарить.
— Значит, — живо заинтересовался Люсьен, — вы эту женщину видели?
— Видел и говорил с ней.
— Где же?
— В доме священника деревни Шеври, у почтенного аббата Ложье, дядюшки Жоржа.
— И что же это была за женщина?
— Красивое и сильное создание; ее лицо у всех вызывало симпатию… — ответил Этьен. — Похоже, она жестоко страдала.
— И отрицала свою вину, не так ли?
— Причем очень рьяно. Утверждала, что ни в чем не повинна, а стала жертвой невероятного стечения обстоятельств.
— Может быть, она и не лгала.
Жорж и Этьен уставились на Люсьена с интересом.
— Суд признал ее виновной… — сказал Этьен.
— Э, сударь! Разве это что-то доказывает! На каждой странице летописи человеческого правосудия вы найдете массу судебных ошибок.
— Но против нее свидетельствовало буквально все… Улик было множество.
— Улик, вы говорите, было множество? Вы, сударь, присутствовали на заседании суда?
— Да, и был очень внимателен.
— И какое у вас в результате сложилось мнение?
— Что обвиняемая вполне могла быть виновной.
— Вот именно: «могла быть!» — сказал Люсьен, сделав на последних словах ударение. — Стало быть, вы не могли бы со всей уверенностью признать ее виновной, и, будь вы в числе присяжных, вы, наверное, отдали бы свой голос в ее пользу.
— Возможно… — призадумавшись на мгновение, сказал Этьен. — Скорее всего даже, я так бы и сделал.
Люсьен продолжал:
— Я, сударь, внимательно прочел материалы процесса… Тетушка сохранила газеты тех времен, где они были опубликованы полностью. И убежден, что обвиняемая была невиновна. К тому же и тетушка, умирая, заверила меня в том, что никогда не считала Жанну Фортье виновной, хотя все улики свидетельствовали против нее.
— А! — тихо сказал Жорж. — Значит, эту несчастную звали Жанна Фортье?
— Да, — ответил Люсьен.
Затем, обращаясь к Этьену Кастелю, спросил:
— Помните ли вы, сударь, на что она ссылалась, пытаясь защититься?
— Прекрасно помню… якобы некий мерзавец, старший мастер альфорвилльского завода, домогался ее любви и покушался на состояние вашего отца, намереваясь сбежать за пределы Франции с украденными деньгами, прихватив с собой Жанну в качестве любовницы. Этот человек — его звали Жак Гаро — написал ей, как она утверждала, письмо, являвшееся бесспорным доказательством заранее задуманного и совершенного им преступления. Но письма этого она предъявить не могла.
— Это так… — согласился Люсьен, — и тем не менее будьте уверены: письмо существовало. Вор, поджигатель и убийца — не кто иной, как старший мастер Гаро.
— Вы забываете о том, что человек этот погиб из-за своей преданности делу!
— А это ничем не доказано… Лично я не верю в то, что он действительно погиб, да и тетушка в это не верила. И я обещал себе сделать все от меня зависящее, чтобы сорвать маску с лица подлинного убийцы своего отца и добиться оправдания несчастной, невинно пострадавшей женщины.
— Разоблачить убийцу… — произнес художник. — И что вам это даст? С тех пор прошло уже больше двадцати лет. Срок давности истек. И закон тут бессилен.
— А мне что до этого? Если правосудие ничем не может мне помочь, обойдусь без него. Сам свершу правосудие.
— А не знаете ли вы случайно, — спросил Этьен, — жива ли еще Жанна Фортье?
— Нет, но намерен навести справки.
— Если хочешь, этим займусь я… — предложил Жорж. — Мне гораздо легче сделать это, я ведь вхож во Дворец правосудия, лично знаком с представителями закона самого разного уровня.