Ты далеко
- Узор похож на тебя.
- Не меня? – спросила Дженни, стаскивая капюшон с головы. Со дна червоточины поднимался жар.
Подобно фонарикам тысячи фиолетовых лиц освещали тёмную спираль стеклянного коридора. Лица светили недостаточно ярко. Бархатистый фиолетовый туман не мог развеять мглу и незаметно сливался с ней.
Хотя Элли и являлась клоном Дороти, Дженни без труда различала их. Фиолетовые голограммы изображали именно Дороти. Дженни хорошо знала её.
- Похож, - настаивал на своём Рикки. – Два глаза, рот, нос. Как у тебя.
- Ну, если так, - согласилась Дженни. – Ты знаешь, кто это?
- Узор. Просто узор, - повторял Рикки через ухо - такое же, как и на Земле, только сделано оно было из металла, квадратное, нелепое и грубое.
Дженни пожала плечами. Кажется, Рикки и не знает про Дороти. Если Элли не рассказала ему, то и Дженни не станет.
- Когда я появился, то уже знал этот узор, - рассказывал Рикки. - Он существовал до меня. Много вещей существовало до меня. И бактерии. И металлические заклёпки. И вольфрам. И медь. И северо-западный ветер.
- Тебе известно, что узор означает?
- Означает?
- Да. Знаешь его смысл?
Рикки не ответил. Он всегда умолкал неожиданно, на полуслове и после этого уже бесполезно было обращаться к нему. Беседы с Рикки никак не складывались. Он не понимал многих её вопросов. Не понимал, зачем она их задаёт. Дженни тоже не понимала значительную часть его болтовни.
Рикки – клон большой Элли. Считай, ещё одно воплощение Дороти. Неслучайно ему так хорошо знакомо лицо Дороти. Только земная Элли – девочка, влюблённая в цветы и звёзды, а марсианский Рикки… Никто ничего не знает про Рикки.
Скручивающаяся спираль уходила на большую глубину. Какой-либо задумки в ней не имелось. Она ничему не служила, и внутри ничего не было. Просто чудовищных размеров спираль со светящимися фиолетовыми лицами Дороти, уходящая в глубину Марса. Дженни спрашивала Рикки, зачем он её построил, однако марсианский балдж этого вопроса, как и многих других, не понял.
Желание Дженни добраться до конца спирали отступило из-за поднимавшегося снизу фиолетового жара и страха перед погружением в фантазии Рикки. С идеями Рикки тут приходилось сталкиваться на каждом шагу. В замкнутом пространстве их сущность ощущалась особенно остро. Нет, надо возвращаться. Назад, к холодному, серому от металла миру. К открытому пространству.
Буры смелы и сильны, но чем лучше Дженни узнавала созданное Элли марсианское существо, тем серьёзнее её сковывала нерешительность.
Или же всё из-за слабости. Марс не подходил для жизни. С первого дня он разрушал Дженни. Она погружалась в затуманенный сон, теряя саму себя и падая духом.
Дженни оторвала кислородную маску от лица и вдохнула воздух, надеясь, что он пахнет лучше, чем наверху.
На Марсе стоял отвратительный запах. Он отравлял и сводил с ума. У Дженни всегда имелись в рюкзаке контейнеры с воздушной смесью и маска. И всё же Элли требовала совершать прогулки по окрестностям и дышать марсианским воздухом по нескольку часов в день.
Ежедневно после пробуждения и перед сном дроны проверяли состояние бура и брали анализы. Элли хотела понять, как марсианская атмосфера сказывается на здоровье. Элли умела быть беспощадной – в этом буры никогда не сомневались.
Воздух в спирали казался ещё более мерзким, отдающим плавленой сталью. Поморщившаяся Дженни надела маску и с потерянным видом уставилась на носки ботинок. С поверхности пола на неё смотрела фиолетовая Дороти, от стен исходил тихий гул.
Они много общались. Когда Дженни узнала о гибели лунной экспедиции, то по-настоящему переживала из-за Дороти, хотя буры всегда подавляли собственную эмпатию. Учение буров настаивало на отрицании эмпатии к тем, кто тебе чужд. Чужаков, можно сказать, не существует.
Дороти была интересным и близким человеком. Теперь и она, и всё, что с ней связано, далеко. Всё известное и близкое далеко. Необыкновенно далеко, бесконечно далеко.
Бывают расстояния столь огромные, что уже одни только фантазии о них способны ранить, однако в причиняемой ими боли есть необыкновенная сладость. Вот о чём необходимо рассказать бурам при первой возможности. Прорицательница верила, что у неё получится. Рано или поздно она вновь прильнёт к теням родных лесов, а в конце лета непременно отыщет заросли черноплодки. У кустов она наберёт полную ладонь ягод и снова зубы будет ломить от холодного, терпкого сока. На Марсе прорицательница часто вспоминала вкус черноплодки. Таков вкус осеннего позднего вечера. Ей хотелось почувствовать его снова.