Революция в нас
не будет побеждена,
ибо порох неиссякаем в пороховницах,
как в селениях русских — женщины.
И жена
до тебя, сегодня, похоже,
не дозвонится.
Нам с тобой языки отрежут при монтаже,
потому что одна спросила,
другой ответил.
Лучше Харлея, стоящего в гараже,
только Харлей, валяющийся в кювете.
Я уверена в том, что это — не о любви.
Я вручаю тебе ключи моего Харлея.
Я смотрю на тебя.
Растекается ночь в крови.
Даже уголь в сравнении с нею в разы белее.
2014: история Василисы Владимирской
Однажды, #летвосемьназад, Стефания попала в настоящий переплёт, такой жёсткий, что ей срочно нужны были деньги и немало. Тогда поэты, музыканты, фотографы и я собрались и дней за пять намутили концерт на 100 человек, чтобы собрать для неё денег. В день этого концерта Стеф кричала на меня так, что во дворах Лиговского 50 звенели стекла. Это было ужасно, а запомнила я все равно лишь то, что это был первый раз в моей жизни, когда Арчет за меня заступился. Я пишу это, потому что по хештегу #ПишуКнигуВместеСДаниловой, собирающему истории про Стеф, перемешаны такие сопли с сахаром, что начинает казаться — Стефанию никто из этих людей вообще не знает. Эй, вы вообще знаете как она выглядит?
Мы десять лет плыли в одной лодке, попеременно пытаясь из неё эвакуироваться. Я не знаю более импульсивного и взрывоопасного человека, чем Стеф. Как и не знаю более легкого на подъем, когда нужна помощь кому-то вообще все равно кому, помощь нужна же, побежали. Мы ссорились десятки раз и вставали на сторону друг друга в совершенно непредсказуемых ситуациях. Я не знаю более предприимчивого в области заработка на поэзии профессионала и не знаю более сложного клиента для организатора.
Она несколько раз вытрясала всю душу дорогим мне людям, а однажды упала в обморок, чтобы обратить на себя внимание. Поступок настоящей леди, считаю я. Это, кажется, первый урок в «институте благородных дев» — научиться терять сознание тогда, когда это необходимо. А ещё у меня есть любимые тексты Даниловой, которые я периодически показываю друзьям. Там стихи, в обороты которых я тычу пальцем, и кричу: «как? смотри, как такое вообще можно было выдумать? круто же как, смотри!».
Один человек мне как-то сказал, что нас со Стефанией сводит жизнь, и мы так бесим друг друга порой, потому что мы чем-то невыразимо похожи и пока не поймём чем же и не признаем это за собой и друг другом — так будет продолжаться.
И так продолжается.
Василиса Владимирская
Мой 2015
Выпускаю в АСТ написанную на скорую руку книгу «Неудержимолость», говорю «нет» поэту Грише Зингеру перед запланированной свадьбой и сваливаю в Грецию давать концерты. Мало кто знает, что «Заберименяморе» было рождено в волнах моря Эгейского. Именно там я понимаю, что у меня не будет никакого продюсера, кроме себя и сарафанного радио. Для этого я сама должна помочь найтись моим стихам и их аудитории. Сделать себя из пустоты.
Поступаю в магистратуру СПбГУ на литературу США (спасибо А.А.А.). Мой научрук Александр Анатольевич Чамеев (светлая память) не верит в меня: «вы поэтесса, вы не сможете написать диссертацию». Задумчиво закурив, он выносит мне приговор: «Вы будете писать диплом по Сильвии Плат. Поэтессе-самоубийце». Да он, кажется, троллит меня. Наши биографии пугающе схожи: ранняя смерть отца, ранние же победы в литературных конкурсах, чувства одинакового накала и боли. Я до сих пор считаю себя её названной сестрой. Позже Чамеев назовёт меня своей второй лучшей студенткой после А.А. Аствацатурова. Я никогда не сумею оправдать это.
Моя любовь к СПбГУ не знает границ. Сколько было выкурено в филфаковском дворике? А сколько людей завораживает меня в этом году, я умолчу. От каждого у меня стихи, и мне больно и красиво. Отмечу особого адресата, Е.М. (Em — это ми-минор аккорд, об этом тоже были стихи, но в этой книге их нет). Он возглавляет школу студенческого актива «Кадр», и в моей голове — жаль, что только в ней — все заверте… Это третья великая невзаимность после А.А.А. и А.М. Три года будет мучить меня эта электрическая река, внезапно появляясь и исчезая. После нашей кипрской встречи в городе Пафос (на пафосе!) я силой воли прерву эти странные танцы.
Я начинаю дружить с незрячей поэтессой Марией Елисеевой благодаря выступлению с переводом Бродского на научной конференции в СПбГУ. Пожалуй, этот год самый плодотворный. Именно в 2015 я пишу ряд своих ключевых, программных произведений: «Вчетвером», «Рукопись не горит», «34 бусины», «Твоя водка» и «Альцгеймер»: последний — всего лишь переписанный в стихе клип с Ютуба, в котором все это происходит. Беру все конкурсы, стипендии и кейс-турниры подряд с какой-то викинговской силой.