Выйдя гулять с этим позором, я увижу за одним окном мужчину, в которого влюблюсь с первого взгляда. Я предвосхищаю эту встречу текстом, не вошедшим в эту книгу: его имя цвета горячего золота и сибирских руд. Еду на первые Липки, на фестиваль им. Анищенко, в красно-желто-зеленую осень и глушу коньяком чувства к нему. На моих первых Липках в Ульяновске говорят: «что ты, сетевой поэт, забыла в толстых журналах?» Это вызов для меня, и я плотно берусь за развитие в эту сторону. А моего признания, как выяснилось, ждали. С глазами драной кошки я бегаю по мокрой Петроградке, которую год проезжала с закрытыми глазами в маршрутках, потому что после расставания с Хьёрвиндом мне было больно ее видеть.
Осознаю себя как викканка, начинаю жить по Колесу Года, работаю в эзотерическом магазине «Магикка», создаю фестиваль «Чёрное сердце Самайна», где хедлайнер — сам маэстро Калугин. И Мартиэль. И вестник Богов, живой ворон, тоже был там. Я бросала кольца Хьёрвинда в огонь при своём новом мужчине, чтобы доказать ему, что меня больше не влечёт назад.
Мне пишет читательница Сабина и рассказывает ужас: что ее насильно выдали замуж никяхом в 15 лет, не пускают в библиотеку, «чтобы не стала умной и не сбежала», и я решаю спасти ее: как раз есть друг в этом городе. (Это, кстати, не Азербайджан, это, мать вашу, Россия). По гугл-картам мы составляем план, как подъехать к улице в ее селе, а она придумывает легенду, что идет якобы к маме, и садится в нашу машину. Я встречаю ее в аэропорту. В Питере мы ее стрижем под каре, придумываем ей новое имя и прячем. Сабину объявляют в федеральный розыск. Меня навещают менты, потому что я покупала ей билет на самолет по своей карте. Мне везет, что матери нет дома в их визит, а то бы… Твержу, что купила билет своей фанатке на мой концерт, и это прокатывает. Позже её ловят и отправляют домой. К счастью, родители так боятся, что потеряли ее навсегда, что разрешают ей поступить в колледж и жить, как обычные свободные девушки её возраста. А потом придумают кризисный центр «Птицы» с шелтером и я направлю туда не одну читательницу.
После Сабины я понимаю, что мои проблемы — не проблемы вообще.
2018: Почему они не бегут? (стих)
почему они не бегут, что их держит в такой тюрьме?
пишут «два» через «не могу», единицу держа в уме?
почему они в инстаграм постят фотки всегда вдвоем?
а на снимках не видно драм за фильтрованным бытием...
для сокрытия всех следов — крем тональный и рукава.
не выходят из берегов реки, если вода мертва.
у одной никого совсем: ни любви, ни её самой.
застарелый страх «жить как все» заметает дороги тьмой.
и она бы сбежала прочь, если б высветилось, куда.
у нее скоро будет дочь, мужем спрятаны паспорта.
не жила никогда в шелках, под убежищем длинных кофт
руки — в розах и васильках ссадин, шрамов и синяков.
у другой есть и целый мир и звенящая тишина,
только это — бесплатный сыр в мышеловке, где мышь — она.
как сыр в масле, ей говорят, ты катаешься по земле...
муж ее не в пример богат, вечерами навеселе,
дома он выпускает гнев, скрытый от посторонних глаз:
он цистернами возит нефть, и никто ему не указ.
третья, тут ведь как повернешь — чуть удачливей первых двух:
под рукой оказался нож, и огонь злобных глаз потух.
«довела его, довела, виновато во всём бабьё...»
синебрюхие купола не подходят рукам её.
пишут в чат: «у меня все гуд» и уже не заходят в чат.
почему они не бегут?
почему они все молчат?..
2018: история Сабины Гафаровой
Это не просто текст. Эти буквы — история. Помню страх, помню боль, помню чувство «не так всё должно быть» и «так быть не должно», а потом стих и эти слова «ты же девочка, миру этому ничего не должна». А потом весна, самолёт и жизнь. Когда Стэф встречала меня в аэропорту, первой мыслью было «она с меня ростом» (к слову мой — 150 см). Потом разговоры в маршрутке, первая поездка на метро, удивление от того, какая она — другая, не та, что на аватарке. Живая. Настоящая. Помню мысль: «может, она под наркотой?». Нет, наркотик — это она. Эта девочка — ураган. Девочка — несидинаместе. Эта девочка спасла мне жизнь. Подарила её и ведёт себя так, словно просто помогла мне перейти дорогу. Я 25 раз повторю, что ей не 25. Она всё ещё девочка «с меня ростом». Всё ещё человек, чьи мысли — мои мысли. Она — огонь, сжёгший мост, плохих людей на другом берегу и моё прошлое, осветив при этом дорогу в Питер. Помню её в свете ламп на концерте Немного Нервно, помню свой раскрывшийся рот, когда она так свободно заговорила с солисткой, словно давно её знала. Она давно её знала. Помню, когда вино блестело в её глазах. Помню всё. Она смогла устроить #побегизшоушенка и не дать мне попасться. А ведь было страшно, да?