Раздалась короткая мелодия, перебором протяжных нот, застав меня врасплох. Чуть не выронив планшет, спешно избавился от улик обыска, закрывая ящик. Что это? Похоже на звонок.
– Мм… Войдите?
Дверь открылась, вошел пожилой мужчина. На вид лет шестьдесят, но кто их тут разберет, если меня считают мальчиком. Выглядел гость (кто тут гость, вопрос открытый) солидно, вылитый профессор. Хотя может и директор, школа все-таки.
– Добрый день, – поздоровался я.
– Действительно добрый, – ответил мужчина, улыбнувшись. – Редко к нам попадают гости неизвестных планов.
– Не по своей воле, – закинул я претензию. – И крайне болезненным способом.
– Мальчик мой, произошла ужасная ошибка. Мне очень жаль, что тебе пришлось пережить Усмирение болью. Это древнее Искусство не предназначено для людей.
Судя по всему, со мной будут строить вежливый, даже чересчур, диалог. Или этот мужчина, с таким пронзительным взглядом, пускает пыль в глаза, что ближе к истине. Понять бы еще о чем речь.
– Мое имя Гонард Хис, я имею честь представлять Высшую школу Искусств, – тем временем продолжил мужчина. – Твое имя, мой мальчик, мне известно. Бэст, что значит «лучший», если я ничего не путаю. Занятное имя.
– Это всего лишь позывной, – меня начало раздражать его снисходительное обращение. – И я взрослый, состоявшийся мужчина.
– А ты ведь в это веришь, – удивился Хис. – Не знаю, как у вас, а в наших краях, тридцать циклов – это еще детство.
Такое сложно принять. Если, конечно, принимать цикл за год. Смысл некоторых слов от меня ускользал. «План» я воспринимал за «мир», а «цикл» мне казался годом.
– Может наши циклы различаются по времени и мои тридцать, это ваши девяносто? – нашел я логичный выход.
– Нет, – ответил он задумчиво. – Я довольно точно определяю, сколько циклов прожил человек. Ты почти в два раза младше моей внучки, а она под этим сводом пятьдесят семь циклов.
Внучке пятьдесят семь? Да в моем мире к этому возрасту люди уже в старость входят. Так у него еще и дети есть. Им сколько, больше ста? Я пытался понять, не разыгрывает ли меня этот мужчина. Но он спокойно стоял и смотрел мне в глаза.
– Сколько же вы живете?
– Мне четыреста семьдесят пять, и я еще полон сил.
Туше. Он меня добил. Почти пять веков назад мое родное человечество еще сжигало ученых за прогрессивные взгляды. За это время сменились десятки поколений. Я даже представить себе не могу такую долгую жизнь. И стоящий передо мной человек прошел через века? Да он сам на пятьдесят семь выглядит, если бы не седина. Не удивительно, что меня считают молодым, с их то продолжительностью жизни.
– Значит в моем мире люди умирают молодыми, от старости.
– Скорее от яда. Гролия вывела из тебя столько ядов, что удивительно, как ты вообще был жив. Если ваш план настолько суров, не удивительно, что вы так мало живете.
А ведь точно. Я чувствую себя на удивление хорошо. Если бы старик не сказал, я бы и не сразу заметил. Такое состояние могу припомнить только в далеком детстве, когда все было ярко и легко. Я и до этого чувствовал себя хорошо, все-таки пол жизни занимался спортом, старался быть на свежем воздухе и не употреблять алкоголь. Но сейчас, как будто скинули лет двадцать, был полон сил и энергии.
– Вижу я смог тебя удивить. Но хоть ты и считаешь себя взрослым мужчиной, – тут в его голосе прорезался легкий сарказм, – по нашим меркам это не так. Ты совсем не владеешь собой, твоя душа сверкает, как салюты в Длинную ночь. И хоть твои логичные умозаключения достойны похвалы, Высшее мышление тебе явно не знакомо… Зато знакома близость с женщиной, такой же молодой, как ты, что для меня огромная дикость.
– Для меня тоже все происходящее дикость.
Еще бы. В возрасте его внучки в моем мире люди сами имеют внуков. Как вообще возможна такая долгая жизнь? Может у этого есть какой-то секрет? Эликсир долгой жизни, например, или таблетка бессмертия.
– Значит нам есть о чем поговорить, – Гонард сделал приглашающий жест в сторону двери. – Пройдемся. Посмотришь на Осколок своими глазами.