Нормальный человек понял бы, что настоятельница раскаивается в своих клеветнических измышлениях и страдает от мук совести. Но только не господин де Лобардемон! Ему сразу же стало ясно, что это спектакль, устроенный то ли Валаамом, то ли Левиафаном, а причиной всему — колдовские чары, насланные обвиняемым. Теперь, после признаний сестры Иоанны и попытки самоубийства, вина Грандье стала еще более несомненной.
Спасения для монахинь не было. Они сами построили для себя тюрьму из чувственных фантазий и лжи. Теперь эта ложь превратилась в непререкаемую правду. Кардинал зашел так далеко, что обратной дороги для него не было. К тому же отказываться от своих показаний для урсулинок было небезопасно. Тем самым они обрекли бы себя на кару как в этом мире, так и в следующем. Поэтому после колебаний все они, как одна, предпочли снова встать на сторону экзорцистов. Святые отцы уверили их, что муки совести — не более чем происки Нечистого. То, что кажется монахиням ложью, на самом деле — истиннейшая и непорочнейшая из истин. Церковь готова подтвердить правоту всех обвинений. Монахини слушали, успокаивались, начинали верить. Когда же самообман становился невозможным, на помощь приходило безумие. На уровне реальности спастись из этого ада урсулинки не могли. Но зато они могли подняться ввысь, устремившись душой к Господу.
Еще проще было опуститься вниз, это требовало меньше усилий. Именно туда, вниз, они и устремлялись, все глубже и глубже. Обычно это происходило по доброй воле, под грузом вины и унижения. Иногда же — против воли, под давлением экзорцистов, насиловавших их личность. Спасительное забвение приносили судороги, конвульсии, грязные ругательства, припадки бешенства. Отказавшись от собственной личности, женщины погружались в темный недочеловеческий мир, где все было возможно. Там, в этом мире, аристократки запросто могли превращаться в балаганных акробаток, развлекающих толпу; монахини там сыпали богохульствами, делали непристойные жесты и выкрикивали непроизносимые слова. А можно было опуститься еще ниже, в ступор, отупение, полное забвение и отключение сознания.
Глава восьмая
«Дьявол обязан говорить правду, если понудить его к тому должным образом». Вот догма, основываясь на которой, можно было доказать все, что угодно. Например, господин де Лобардемон терпеть не мог гугенотов, и семнадцать одержимых урсулинок тут же поклялись на Святом Причастии, что гугеноты — друзья Сатаны и верные его слуги. А раз так, то королевский комиссар почувствовал себя вправе пренебречь Нантским эдиктом. Сначала луденских кальвинистов лишили их кладбища — пусть хоронят своих покойников где-нибудь в другом месте. Потом настал черед протестантского коллежа. Просторное здание этого учебного заведения было конфисковано и передано урсулинкам. Ведь в их тесной обители было недостаточно места, чтобы принимать многочисленных паломников, стекавшихся в город со всех сторон. Теперь, наконец, у добрых сестер появится возможность устраивать спектакли при обширной аудитории, а не на паперти церкви Святого Креста или замковой часовни.
Немногим лучше гугенотов были те католики, кто упрямо отказывался верить в виновность Грандье, в одержимость монахинь и в правильность новой доктрины капуцинов. Отцы Лактанс и Транкиль громили этих маловеров с церковных кафедр. Маловеры, говорили священники, ничуть не лучше, чем закоренелые еретики. Их сомнения — смертный грех, а души их навсегда прокляты. Тем временем Месмен и Тренкан поспешили обвинить сомневающихся в измене королю и (что еще хуже) в заговоре против его высокопреосвященства. Устами монахинь и послушниц бесы немедленно подтвердили, что сомневающиеся — тоже колдуны, вступившие в сношение с Сатаной. Подопечные отцы Барре из Шинона открыли, что сам господин де Серизе, главный городской магистрат, занимается черной магией. Еще один одержимый разоблачил двух священников, отца Бурона и отца Фрожье, якобы повинных в изнасиловании. По оговору сестры Иоанны несчастную Мадлен де Бру арестовали, посадили в тюрьму и обвинили в ведьмовстве. Благодаря богатству и связям ее родственников, женщину выпустили под залог, однако, уже после окончания процесса над Грандье, Мадлен была снова арестована. Она обратилась к судьям Апелляционного суда — особой судебной инстанции, перемещавшейся по всему королевству в поисках судебных ошибок и злоупотреблений. Апелляционный суд возбудил дело против Лобардемона. В ответ комиссар сам подал в суд на свою обвинительницу. К счастью для Мадлен, кардинал Ришелье решил, что не стоит ради столь мелкой сошки ссориться с судейскими. Лобардемону было велено отказаться от обвинения, и настоятельнице так и не удалось отомстить своей счастливой сопернице. Что до бедняжки Мадлен, то она совершила именно то, от чего отговорил ее Грандье после кончины ее матери — приняла постриг и навеки исчезла за стенами монастыря.