Фракционность несет в себе изрядный антиобщественный заряд, однако может приносить немалую прибыль отдельным людям — гораздо большую, чем честолюбие или стяжательство. Сводники и ростовщики не слишком-то гордятся своим ремеслом, однако фракционная борьба дает возможность участникам не только обретать выгоду, но и жить с высоко поднятой головой. Считается, что эти люди действуют во имя благой и даже священной цели; они имеют полное право восхищаться собой и ненавидеть противников, стремиться к власти и деньгам, упиваться жестокостью и агрессией, не испытывая при этом ни малейшего чувства вины — напротив, они наслаждаются сознанием своей добродетели. Преданность интересам узкой группы превращает любые пороки в героизм. «Члены партии» почитают себя не преступниками или грешниками, а альтруистами и идеалистами. В некотором смысле именно таковыми они и являются. Проблема лишь в том, что их альтруизм — это замаскированный эгоизм, а идеал, ради которого они готовы идти на любые жертвы, иногда даже не жалея собственной жизни, — всего лишь выражение корпоративных интересов и групповых устремлений.
Когда Грандье обрушился на луденских монахов, можно ли сомневаться, что он был охвачен праведным гневом и Божьим рвением. Святой отец нисколько не сомневался, что Господь целиком и полностью на стороне светского духовенства и славных иезуитов. Кармелитам и капуцинам было самое место за стенами их монастырей; в крайнем случае они могли заниматься миссионерской деятельностью в каких-нибудь глухих деревнях. Однако как они посмели совать свой нос туда, где обитает буржуазия! Господь постановил, что за богатой и респектабельной паствой должно приглядывать светское духовенство — прибегая к помощи добрых отцов-иезуитов. Едва обосновавшись в новом приходе, молодой кюре объявил с амвона, что отныне все верующие могут исповедоваться только перед ним и ни в коем случае ни перед кем другим. Женщины, которые ходят к исповеди охотнее и чаще мужчин, с удовольствием повиновались. Теперь их священником был миловидный, опрятный молодой человек, обладавший манерами дворянина. Разве так выглядел какой-нибудь капуцин или кармелит? Монахи сразу же лишились изрядной доли своей паствы, а заодно и влияния в городе. Первый залп по соперникам Грандье сопроводил целой кампанией, направленной против главного источника кармелитских доходов — чудотворной иконы, известной под названием «Нотр-Дам-де-Рекувранс». Не так давно целый квартал Лудена был занят гостиницами и постоялыми дворами, где останавливались паломники, являвшиеся поклониться иконе, дабы она исцелила мужа, наследника или же принесла удачу. С недавних пор у Нотр-Дам-де-Рекув-ранс появилась опасная соперница в лице другой иконы, Нотр-Дам-дез-Ардильер, находившейся в одной из сомюрских церквей, всего в нескольких лигах от Лудена. На иконы, как на лекарства или дамские шляпки, тоже бывает мода. Любая из великих конфессий имеет собственную историю чудодейственных икон, неизвестно откуда появляющихся мощей и прочих реликвий, которые вдруг вытесняют прежние, издавна известные места поклонения; проходит время, и появляются новые фетиши, а за ними еще и еще. Почему вдруг икона Нотр-Дам-дез-Ардильер стала более популярна, чем Нотр-Дам-де-Рекувранс? Вероятно, причин было много, но самая очевидная из них заключается в том, что новой иконой ведали ораториане. Один из первых биографов Урбена Грандье, пастор Обен, пишет: «Все знают, что ораториане гораздо умнее и хитрее, чем кармелиты». Как известно, ораториане относились к светскому духовенству. Вероятно, именно этим обстоятельством и объясняется неприязнь, с которой Грандье отнесся к местной иконе. Верность своей касте заставила его окончательно погубить репутацию злосчастней иконы. Нотр-Дам-де-Рекувранс, скорее всего, и так, без усилий Урбена, утратила бы былую славу, однако кармелиты придерживались иного мнения. Трудно требовать от людей, чтобы они объективно и реалистично относились к своим злоключениям. Куда проще и естественней свалить вину на какого-то конкретного человека. Когда все идет хорошо, люди обычно выбирают кого-то одного, приписывают все заслуги ему и поклоняются этому человеку как герою. Если же дела идут плохо, то обязательно находится какой-нибудь козел отпущения.