-Мне не нужно приданое вашей дочери, лишь она сама. Когда я вижу её, я чувствую себя обезглавленным красотой вашей Луизон. - господин Жели пропустил мимо ушей все эти комплименты, Луизу эти глупости смутили.
-Помимо того, что моя дочь красива, она ещё скромна и воспитана. - с улыбкой заметил господин Жели.
-Постойте, вы сказали, что чувствуете себя обезглавленными Луизон. Что это? - бестактно вмешалась Луиза.
Дантон, кажется, немного удивился тому, что девушка не поняла его комплимента и пояснил:
-Я сказал вашему отцу, что обезглавлен красотой несравненной Луизон. Так зовут в народе гильотину. - От такого эпитета Луиза даже подавилась: сравнивать её с машиной для казней? Кроме Дантона до этого никто не додумается. Ничего удивительного, что после этого она напрочь потеряла аппетит. Ни жаркое, ни говядина в собственном соку больше её не соблазняли.
-Могу ли я рассчитывать на её руку? - вернулся Дантон к теме сватовства.
Господин Жели, хитро улыбнувшись, ответил:
-Мы с Александриной и Луизой уже всё решили. Она станет твоей женой, но с одним условием…. - господин Жели сделал паузу. Замерев в ожидании, Дантон смотрел на него. Наконец тот продолжил: - Поскольку моя дочь очень набожна, ты должен исповедоваться у неприсягнувшего священника, аббата де Керавенана.
***********************
Узнав о предстоящем ему испытании, Дантон не потерял хладнокровия, хотя ему показалось унизительным исповедоваться перед каким-то закоренелым сторонником Старого порядка. Не присягнувшие на верность французскому государству священники выступали против Революции, мечтали вернуть монархию и жить, как прежде. Разумеется, они были объявлены вне закона. Велик риск, что Дантона арестуют, выяснив, что у одного из таких он исповедовался. Однако разве он не был азартным игроком? Разве Луиза не заслуживала того, чтобы на некоторое время забыть про свои политические предпочтения. Дантон не в силах был отказаться: ради второй молодости он пошёл бы на какие угодно жертвы.
-Гражданин Жели, разве это такое уж невыполнимое условие?! Я готов пойти хоть к самому чёрту ради красотки Луизон. - усмехнулся он.
Не стоило сомневаться, что это были не пустые слова. К горю Луизы, решительный Дантон не медля исповедовался у Керавенана. Помимо того, что свадьба была перенесена на начало июля, жениха ожидал ещё один неприятный сюрприз: обвенчать их должен был тот же аббат. Господин Жели настаивал на том, что настоящее соединение душ не может состояться в мэрии, ибо браки совершаются на небесах. Луиза тоже не была счастлива: всю вторую половину июня она думала об ужасах грядущих перемен в её до сих пор спокойной и тихой жизни. Время мчалось, не спрашивая: наступил день её замужества. С самого утра хлопотали, выбирали наряды, наказали Сильви побыстрее переодеть Луизу к свадьбе. Той казалось, что всё, что происходит, её не касается, она как будто бы смотрит на это со стороны. Вот Сильви одела её в платье из красной тафты, вот уже её кудри расчёсаны и уложены в причёску, вот уже она вышла навстречу своему жениху - Дантон улыбнулся ей, но она и внимания не обратила. Какое отвращение испытала Луиза, когда он взял её за руку. А позже в экипаже называл “любимой”. Она жалась в угол, стараясь держаться подальше от навязанного ей жениха.
То, что произошло в мансарде аббата Керавенана, едва ли можно было назвать тем самым венчанием, о котором мечтала Луиза. Скорее, это напоминало тайный и поспешный брак. За деревянным столом, на котором лежала Библия, сидел седой человек в рясе. Прочёв нудную проповедь, он без излишней торжественности спросил Дантона:
-Сын мой, ты любишь эту девушку?
Дантон счёл этот вопрос глупым и ответил:
-Если б я не пылал страстью к ней, я бы не стал брать её в жёны, святой отец.
Аббат не оценил шутки Дантона и, сурово на него взглянув, спросил:
-Ты берёшь эту девушку в жены и клянешься быть верным ей до гроба?
На этот вопрос он получил утвердительный ответ. Затем Керавенан примерно о том же спросил дрожащую от страха
Луизу. Как только она выдавила из себя "да" , аббат провозгласил:
-Дети мои, объявляю вас мужем и женой перед Богом и людьми.
Своё девичество Луиза оставила в этой мрачной мансарде - теперь она не мадемуазель Жели, а гражданка Дантон. С какой радостью осознал это её муж и с какой грустью она сама. В экипаже Луиза плакала - попрощаться с такой весёлой порой и, ещё не успев повзрослеть, выйти замуж за нелюбимого. Ей было всё равно, что он обеспечен и, по уверениям отца, мог дать ей гораздо больше, чем этот охотник за наследством Дюпен. Последний подарил ей самое важное - свою любовь, а для Дантона скорее подарком была она.