— Подожди.
Конечно, он не стал ждать. Он толкнул дверь и вошел внутрь.
Щеки Габриэль вспыхнули, когда она последовала за ним. Кроме Джеффа, который помогал ей собирать кровать, она никогда не приводила в спальню мужчину, и она не соответствовала тому публичному лицу, которое она показывала миру.
— Здесь все по-девчачьи, — сказала она, и ее щеки вспыхнули, когда он оглядел пастельные тона и кружева.
— Здесь прекрасно, — сказал Лука. — Здесь вся ты.
Комок подступил к горлу, и она наклонилась, чтобы погладить Макса, пряча лицо. Здесь вся она. О ней не знал никто, кроме Николь, Сисси и ее матери.
Лука изучал фотографии в рамках на ее комоде.
— Это твои родители? — Он взял в руки единственную фотографию Габриэль и ее родителей вместе. К тому времени ее мать уже сидела в инвалидном кресле, но была достаточно сильной, чтобы захотеть покататься в горах.
— Да. Моя мама умерла, когда мне было девять. Рак груди. Он распространился прежде, чем его выявили. Она любила розовые, фиолетовые и блестящие красивые вещи. Мы жили в Колорадо. В то время я не ценила наш город, но он был прекрасен с лесами и озерами вокруг него. Через два года отец снова женился на женщине, у которой было двое сыновей, и мы переехали сюда с моим братом.
— Это мой муж, Дэвид, — она указала на следующую фотографию в ряду. — А на фотографии рядом с ним — мой брат Патрик. Он умер от передозировки наркотиков.
— Ты пережила много потерь. — Он поднял фотографию, на которой они с Дэвидом сидели вместе на вечеринке у бассейна, которую однажды летом устроил их друг.
— Наверное, это жизнь. Просто отстой, когда все плохое, кажется, происходит только с тобой.
Он долго смотрел на нее и поднял последнюю фотографию в ряду, сделанную всего за несколько недель до смерти Дэвида.
— Кто это?
— Это Джефф со мной и Дэвидом. Он был лучшим другом Дэвида.
— Джефф, который сломал твою дверь? — Он стиснул зубы и с глухим стуком поставил фотографию.
— У нас с Джеффом все очень сложно. — Габриэль присела на край кровати и принялась теребить кружевную кайму одеяла.
— Ты что, трахаешься с ним?
— Ты ведешь себя очень грубо, — парировала она. — И не то чтобы это тебя касалось, но нет. Я с ним не трахаюсь. Он мой друг. Он помог мне пережить трудное время после смерти Дэвида…
— Потому что он хотел тебя трахнуть.
Она раздраженно застонала.
— Лука. Серьезно. Тебе обязательно быть таким прямым? Все было не так. — По крайней мере, она так думала. И когда он впервые поцеловал ее, она почувствовала себя преданной. То, что она считала бескорыстной дружбой, оказалось средством для достижения цели.
— Что случилось сегодня вечером? — Он прислонился к комоду и скрестил руки на груди.
— Я сказала ему, что меня ни с кем не интересуют отношения, — она пожала плечами. — Я не могу снова потерять того, кого люблю. Трех раз было достаточно. И ты не знаешь всей моей истории, но коротко говоря — мне больше нечего предложить кому-то. Я сломлена. Он мог это понять сам, и без моей помощи.
— Значит, он сломал твою дверь, — нетерпеливо сказал он, как будто она не понимала важности того, что сделал Джефф.
— Человек, который не уважает тебя — недостоин тебя, — Лука обхватил ее подбородок ладонью и, запрокинув голову, прошептал по-итальянски.
Напряжение покинуло ее в мгновение ока, все тело разогрелось.
— Что это значит?
— Грубо говоря, это значит, что ты мой ангел. В твоих глазах небеса и я ослеплен тобой. — /Он наклонился и поцеловал ее, его губы были теплыми и мягкими.
У нее перехватило дыхание, и она поцеловала его в ответ.
Рожден, чтобы соблазнять. Воспитан, чтобы соблазнять. Живет, чтобы соблазнять. Слова Николь вспыхнули у нее в голове, но ей было все равно, даже если он повторял одну и ту же фразу каждой встречной женщине. Его слова заставили ее почувствовать себя красивой, счастливой и такой хорошей внутри, что ей захотелось взорваться. Даже если он сейчас уйдет, она будет помнить звук его голоса и то, что его слова заставили ее почувствовать.
* * *
Блядь.
Она была так чертовски сексуальна, что Лука едва мог думать. Он углубил поцелуй, и Габриэль растаяла в его объятиях, прижимаясь своими мягкой грудью к его груди. Ее бедра прижались к его члену, болезненно возбужденному под ширинкой, и он застонал. Приняв ее поцелуй за знак того, что его намерения приветствуются, он легко поднял ее и отнес на кровать.