— Что они собирались с тобой сделать?
— Сделать мне больно. Может быть, сломать несколько костей.
— Из-за меня, — горько сказала она.
— Потому что я нарушил правила. — Его грубая рука обхватила ее щеку, большой палец слегка коснулся подбородка. — Mio angelo. Ради тебя я готов вынести любые трудности. Я буду рад боли, потому что она дает нам время быть вместе. Каждый лишний день, который я проведу с тобой, стоит дюжины синяков.
— Лука. — Его имя было молитвой на ее губах. Она потеряла Дэвида. Она не собиралась терять и Луку. Должен же быть какой-то способ быть вместе, чтобы его не убили, не избили бейсбольной битой и не лишили чести, которая была такой важной частью его жизни. — Думаю, я только что показала тебе, что готова принести такую же жертву ради тебя.
— И ты будешь наказана за это. — Он обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.
— Наказана?
— Я доставлю тебе больше удовольствия, чем ты сможешь вынести. — Он зарылся лицом в ее шею, уткнулся носом ей за ухо, его тень чувственно горела на ее коже.
— Я хочу, чтобы ты был грубым. — Габриэль с трудом сглотнула, и все ее внимание внезапно сосредоточилось на пульсирующем возбуждении между бедер.
— Я буду груб.
— Я хочу, чтобы ты разорвал меня на части, чтобы ты понял, свои истинные чувства ко мне, а мои к тебе. Что твоя боль — это моя боль. Что я не могла сидеть и смотреть, как ты страдаешь.
— Я сломаю тебя, а затем соберу воедино. — Он судорожно вздохнул. — Я отмечу тебя так, чтобы каждый раз, когда ты смотришь в зеркало, ты думала обо мне, и каждый мужчина, который осмелится взглянуть на тебя, знал, что ты моя.
— Я хочу быть твоей, Лука, — прошептала она. — И я хочу, чтобы ты стал моим.
— Sei mia per sempre, anima e cuore. Senza di te non vivo piu. Ты моя навеки, — перевел он ей. — Телом и душой. Без тебя я не смогу жить.
Она отдалась ему, не в силах ничего сделать, кроме как чувствовать, как он покрывает поцелуями ее шею до чувствительного соединения шеи и плеча. А потом он наклонился и укусил ее так восхитительно сильно, что она закричала.
Девятнадцатая
Паоло ничего не видел сквозь повязку, закрывавшую глаза. Ни тени, ни лучика света. Страх окутал его, изолируя от холодного воздуха.
— Где мы? — Он схватил Рэя за руку, когда тот вышел из машины, его ноги коснулись твердой, плоской поверхности. Рэй на черном седане подобрал Паоло возле его дома сразу после захода солнца, и, прежде чем они отправились в город не более получаса назад, завязал ему глаза.
— Я уже говорил тебе. Никаких вопросов. Двигайся быстрее. — Положив твердую руку ему на плечо, Рэй подтолкнул Паоло вперед.
— Сумасшедшему Ти тоже пришлось пройти через это, чтобы встретиться с боссом?
— Ты не встретишься с боссом. — Рэй дал ему подзатыльника. — Он встречается только со своими самыми крупными клиентами. А теперь заткнись и иди.
— Могу я задать еще один вопрос? Что случилось с Сумасшедшим Ти?
— Передозировка, — Рэй остановил Паоло. — Подожди здесь.
Паоло глубоко вздохнул, успокаиваясь, и почувствовал запах свежескошенной травы, что было редкостью в городе, где он жил. Они должно быть были в пригороде, где-нибудь в хорошем месте, где у них есть время и деньги, чтобы поливать и стричь траву. Он услышал гудок пульта безопасности и отдаленное гудение газонокосилки. Определенно жилой район, и это было бунгало или ранчо, так как там не было ступенек.
Он услышал скрип двери и почувствовал порыв холодного воздуха, когда Рэй толкнул ее. Он думал о Сумасшедшем Ти, который пришел сюда, чтобы купить наркотики, и о том, как Сумасшедший Ти исчез. Он должен быть осторожен, чтобы не совершить ту же ошибку.
Подсесть было легко, а вот бросить — трудно. Но Паоло был умным. Он бы ограничился одной дозой в день, может быть, двумя, если бы у него была важная работа. Ее было достаточно, чтобы поддерживать его, но не настолько, чтобы мистер Риццоли когда-нибудь заметил или прогнал за наркоманию.
— Это заставит тебя замолчать. — Рэй удовлетворенно фыркнул, снимая с глаз Паоло повязку.
Паоло моргнул, когда его глаза привыкли к свету. Он был в гостиной дома, который, судя по всему, принадлежал семье среднего класса. Коричневые кожаные диваны стояли перед настенным телевизором, разделенные причудливыми столиками с богато украшенными лампами, которые освещали комнату мягким светом.