Раньше я представляла цыган в яркой одежде, неопрятными и длинными волосами. Ханзи не был похож на типичного цыгана-попрошайку, которого можно встретить на улице. В нем было столько достоинства и мощи, силы и независимости.
— Ты очень напугала нас вчера. Как ты себя чувствуешь. — Он повторил свой вопрос еще раз, мягко и терпеливо, возвращая меня к нему от своих мыслей. Все это время я сидела, повиснув, смотря в одну точку как сумасшедшая, погруженная в блуждания внутри себя.
— Хорошо. — мой голос был очень хриплым, саднящим. Попробовала прочистить горло. — Спасибо большое… Не помню, как выключилась…
— Ты упала со стула. Хорошо, что Захар успел подхватить тебя. — он всматривался в моё лицо, пытаясь определить мои мысли или самочувствие. Мне было очень неуютно под взглядом этих пронизывающих глаз. — Тебе нужно хорошо поесть и выпить крепкого чаю. А потом на свежий воздух. У меня нет женских вещей, поэтому Захар пообещал поискать что-нибудь подходящее в местных магазинчиках.
Видимо принимать решения за других людей было еще одной их семейной чертой. Я уже по инерции кивнула, соглашаясь с ним. Какой смысл сопротивляться при том, что я и сама хочу есть? И от прогулки бы не отказалась. Последний раз я гуляла свободно на Бали в присутствии Дьявола по рисовым полям.
— Пошли. Хватит дрожать, как котенок. Я не ем молоденьких девушек.
— Извините, просто для меня было неожиданностью оказаться здесь и познакомиться с Вами таким вот образом. — я произнесла это все на одном дыхании. — Я еще немного переживаю за Вашего сына…
Мне нужно было сказать это вслух кому-нибудь, чтобы стало легче. Мне вообще хотелось бы выговориться, но не отцу же Дьявола, в конце концов, я вижу то его второй раз. Но мне хотелось, губы так и складывались, чтобы начать исповедь. Он к себе.
— Давай на ты, пожалуйста. Не люблю это Выканье. Сначала завтрак, потом все остальное. — Ханзи улыбнулся мне и я пошла за ним на кухню.
Его дом был деревянным и пах деревом. Это было необычно. Все было обставлено в стиле кантри с сочетанием минимализма и самого необходимого. Все было в бежевых и коричневых оттенках.
На кухонном столе была каша с клубникой и бананом. Рядом лежала нарезка домашней буженины и сыра, а также еще теплый хлеб. Я не удержавшись, тут же соорудила себе бутерброд и отправила его в рот, смакуя каждым кусочком. Только увидев всю эту красоту поняла как сильно я голодна.
— Сыр и буженину я делаю сам, а хлеб с молоком мне утром приносит сосед. Он подрабатывает у меня, помогает ухаживать за животными. Все домашнее и натуральное. — Ханзи налил мне крепкого чая с мятой в изящную голубую кружку, не вписывающуюся в интерьер его дома. Она была словно припасена для особых случаев, если изящная половина общества забредет в эту берлогу. Хотелось бы узнать историю, как она попала в этот дом.
— Очень вкусно. — пробубнила я, сладко уплетая свой завтрак. Все было так по-домашнему. У меня складывалось впечатление, что я знакома с Ханзи всю свою жизнь. — Если честно, никогда не ела домашние продукты, только магазинные.
— Ешь, тебе нужно хорошо питаться. — на мгновение я замерла, обдумывая его слова. Мой обморок можно было по-разному истолковать, как нервное истощение, но так же как и беременность. О чем подумал он? Я стала жевать медленно, вспоминая когда у меня в последний раз были месячные и стараясь не выдать свое переживание по поводу его слов.
Признаков беременности у меня не было: ни тошноты, ни других ощущений, которые обычно испытывают девушки на первых порах. Только обморок, но он был скорее всего на нервной почве.
— Доброе утро! — Захар со своим приходом принес запах свежести и елок. Он стоял на пороге в джинсах и легкой куртке. В его руках был пакет с цветами; такой рыночный пакет, который обычно дают на вещевых и продуктовых базарах. Деревенский, без шика. — Я нашел тебе вещи, не Прада, но думаю сойдет для сельской местности.
Я заглянула в пакет. В нем были джинсы и пара однотонных футболок. Весьма достойный, ничего лишнего. Еще бы найти обувь, а то у меня только туфли на каблуках. В них по местному бездорожью особо не разгуляешься.
— Я утром также перенес из машины твои кеды и кожаную куртку, которые лежали в багажнике. — он сел рядом, мастеря себе тоже бутерброд. Снимая костюм Захар также снимал с себя всю это холодность и официоз, без него он мне нравился намного больше.
Меня сейчас интересовала не моя укомплектованность вещами, а совсем другое. Звонил ли он, если звонил — что говорил? Это было обо мне? Он переживал? Ему сказали, что мне стало плохо? О чем подумал Лука? Он теперь тоже думает, что я беременна?
Снова погрузившись в свои мысли даже не заметила, что замерла с полной ложкой каши у моего рта. Со стороны, наверное, смотрелась как больная. Но никто из мужчин ничего не сказал, не показал даже взглядом своей озабоченности.
Ханзи сел рядом с кружкой мятного чая, аромат которого бодрил и поднимал настроение. Я втянула его запах, грудь все также сжимали невидимые тески, которые не давали двигаться. Нужно успокоиться, если я в доме отца Луки, а не распятая в подвале, значит не все так плохо.
Можно ли так страдать от разлуки с тюремщиком?
Пора было сказать хотя бы себе правду, я чувствовала что-то нездоровое до разрыва аорты к этому мужчине. Необъяснимое притяжение, не отпускающее меня с момента первой нашей встречи. Лука был прав, мне понравился этот сильный мужчина, с первого взгляда на него. Там в клубе, когда Ира рассказывала о его загадочной личности, я не могла оторвать взгляда от его глаз, которые могли быть как теплым океаном, так и грозовой тучей. Они меняли оттенок от его настроения, не выдавая эмоций.
Трудно было назвать больное чувство, живущее в моем сердце, находящееся где-то посередине между любовью и ненавистью. Я не подозревала, что на такое способна, что могу и душой и телом погрузиться в жизнь другого человека, раствориться, меняться, подстраиваться под него.
Во взрослой жизни я была лидером: на работе, дома, с друзьями. Теперь я боялась говорить, потому что не знала, какие слова будет правильно сказать, а о чем промолчать?
Лука Гроссерия подавил меня. И, к моему глубокому сожалению, я не была расстроена этим фактом.
Майлз.
Невыносимо держать это все в себе. Из-за этого минуты превращались в часы, делая невыносимым ожидание. Захар позвонил еще вечером, рассказав об обмороке Алисы, что она просто в отключке от нервного истощения. Врач сможет осмотреть ее только завтра при условии что протрезвеет.
Я не мог сказать об этом Луке вечером же, потому что он взял с меня слово. И я не хотел подвергать операцию риску, потому что он мог выйти из себя, а Лука в гневе был невероятно жесток и опрометчив. Почти не спал всю ночь, переживая и мучаясь, пришел к выводу, что когда все закончится — скажу сразу же. Он не захочет слушать, возмутится, что нарушил слово данное ему, а потом убьет, что я молчал так долго. Так или иначе, при любом раскладе, я останусь крайним.
— А как Вы установили столько камер незаметно? — я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Взрослый мужик, служивший в спецназе, не заметил маленького мальчика. Что за ребенок такой, сущий дьяволенок. Омен.
— Бл… Как ты сюда попал?
— Как люди установившие камеры. — парень высунул язык и сел рядышком со мной, рассматривая камеры. — Круто, ты смотришь за ними?
— Не только. — мне не хотелось сейчас пускаться в объяснения, как-никак я был занят делом. — Можешь не мешать?
Малец кивнул и отдать ему должное, не мешал. Просто тихонечко смотрел, не издавая ни звука.
— А Лука, он кто? — в его голосе было столько восхищения будто он увидел супермена. Не моргая смотрел на камеры, следя за происходящим.