Рука принадлежала матери. Это должна быть она, даже если выглядела чужой. Застывшие и похожие на маску, ее глаза были тускло-карими. Они смотрели на меня печально и одиноко.
Я подошел на несколько шагов ближе.
— Мама? — еще один шаг. — Мам?
Она никак не отреагировала. Она была мертва. Мертва.
Мой взгляд остановился на ноже, лежащем на полу. Это был один из ножей Маттео, черный Карамбит. У нее не было собственного оружия.
Она порезала себя. Это была ее кровь. Я посмотрел на свои ноги. Мои носки были пропитаны красной жидкостью.
Я отшатнулся и поскользнулся, падая назад и крича. Моя задница сильно ударилась об пол, и моя одежда впитала ее кровь, прилипнув к коже.
Я вскочил на ноги и выбежал из комнаты, широко открыв рот, с пульсирующей болью в голове и слезящимися глазами. Я столкнулся с кем-то.
Подняв глаза, я увидел разъяренное лицо отца, смотревшего на меня сверху вниз. Он ударил меня по лицу.
— Перестань кричать!
Мои губы захлопнулись. Я кричал? Я моргнул, глядя на отца, но он был расплывчатым. Он схватил меня за ворот и встряхнул.
— Ты что, плачешь?
Я не был уверен. Я знал, что плакать запрещено. Я никогда не плакал, даже когда отец причинял мне боль. Он ударил меня еще сильнее.
— Говори.
— Мама умерла, — прохрипел я.
Отец нахмурился, глядя на кровь на моей одежде. Он прошел мимо меня в спальню.
— Пошли, — приказал он.
Я заметил двух его телохранителей в коридоре вместе с нами. Они смотрели на меня с выражением, которого я не понимал.
Я даже не пошевелился.
— Лука, пошли, — прошипел отец.
— Пожалуйста, — сказал я. Еще одна запретная вещь: мольба. — Я больше не хочу ее видеть.
Лицо отца исказилось от ярости, и я собрался с духом. Он набросился на меня и схватил за руку.
— Больше никогда. Ты больше никогда не произнесешь это слово. И никаких слез, ни одной отвратительной слезы, или я выжгу тебе левый глаз. Ты все еще можешь стать челном мафии с одним глазом.
Я быстро кивнул и вытер глаза тыльной стороной ладони. Я не сопротивлялся, когда отец затащил меня обратно в ванную, и больше не плакал, только смотрел на тело в ванне. Только тело. Постепенно рев в моей груди утих. Это всего лишь тело.
— Жалкая. — пробормотал отец. — Жалкая шлюха.
Мои брови сошлись на переносице. Женщины, с которыми отец встречался, когда его не было дома, были шлюхами, а мать — нет. Шлюхи заботились об отце, чтобы он не причинял боль маме. Вот, как она мне это объясняла. Но в итоге это не сработало.
— Первый! — взревел отец.
Один из телохранителей вошёл. Его имя не было «Первым», потому что отец не потрудился узнать имена солдат и дал им вместо этого название цифр.
Первый стоял у меня за спиной, когда отец с жестокой улыбкой пристальнее посмотрел на мать, он сжал мое плечо.
Я посмотрел на него, удивляясь, зачем он это делает, что это значит, но его взгляд был сосредоточен на отце, а не на мне.
— Пусть кто-нибудь уберет этот беспорядок и свяжется с Бардони. Ему нужно найти мне новую жену.
Мой мозг споткнулся о то, что он сказал.
— Новую жену?
Отец прищурил свои серые глаза. Серые, как у меня.
— Переоденься и веди себя, как чертов мужчина, а не как мальчишка. — Он помолчал. — И приведи Маттео. Он должен увидеть, какой трусливой шлюхой была его мать.
— Нет, — ответил я.
Отец уставился на меня.
— Что ты сказал?
— Нет, — повторил я тихим голосом. Маттео любил нашу мать. Это причинит ему боль.
Отец взглянул на руку, все еще лежащую на моем плече, потом на своего телохранителя.
— Первый, вбей в него немного здравого смысла.
Первый отдернул руку и, бросив короткий взгляд на мое лицо, начал избивать меня. Я упал на колени, снова скорчившись в крови матери. Я почти не чувствовал ударов, только смотрел на красное на белом мраморе.
— Достаточно. — приказал отец, и удары прекратились.
Я снова посмотрел на него, в голове звенело, спина и живот горели. Он долго смотрел мне в глаза, я смотрел в ответ. Нет. Нет. Нет. Я не допущу, чтобы с Маттео такое произошло. Я не допущу, даже если кто-то, в лице Первого продолжал бить меня или нет. Я привык к боли.
Его губы сжались в тонкую линию.
— Второй! — телохранитель Второй вошел. — Позови Маттео. Лука только испачкал кровью дорогие Персидские ковры.
Я почти улыбнулся, потому что выиграл.
Я попытался вскочить на ноги, чтобы остановить Второго, но Первый крепко схватил меня за руку. Я боролся и почти освободился, но тут в дверях появился Маттео, и я обмяк.