Что, если он нашел другую?
Что, если он больше не чувствует того же самого?
Что, если я упустила свой шанс?
Все эти мысли проносятся у меня в голове, заставляя чувствовать себя неуверенно.
Черт.
— Папа! — Роман кричит так громко, что все в галерее останавливаются и смотрят в нашу сторону. Хорошо, что мой мальчик так взволнован встречей с Луканом, и я благодарна за то, что он его задержит. Я могу успокоить свои нервы и колотящееся сердце.
Ты можешь сделать это.
Он любит тебя.
Ты любишь его.
Следуй за своим сердцем, солнышко.
Слова обоих моих родителей остаются со мной, когда я стою перед любимым мужчиной с надеждой, что у нас есть еще один шанс.
Шанс сделать все правильно.
Чтобы дать Роману лучшее.
Мы тоже этого заслуживаем.
Я настолько погрузилась в свои мысли, что почти не заметила недоуменного выражения лица Лукана. Я смотрю на его лицо и вижу удивление и столько эмоций в его глазах. Он падает на колени, как только видит, что Роман бежит к нему так быстро, как только может. Момент, когда Роман оказывается в объятиях своего отца, я буду хранить вечно.
Я думала, что те дни, когда я рассказала им обоим друг о друге, я никогда не забуду, но я ошибался. Ничто не сможет превзойти этот день. День, когда они оба впервые почувствовали безусловную любовь родителя и ребенка.
Отцом Лукана был самый худший из людей.
У Романа будет все самое лучшее.
Полный круг.
Они крепко обнимаются, не собираясь отпускать друг друга.
— Привет, дружище. — Голос Лукана звучит грубовато, но за этими словами столько любви. — Я так счастлив. — Я вижу это. Он тоже хорошо выглядит. Под глазами нет темных кругов, борода исчезла, и он выглядит сильнее.
Здоровее.
Такой чертовски красивый.
Такой он.
— Ты рад, что я здесь, или ты рад, что ты мой папа? — Роман спрашивает скептически, но с ухмылкой на своем пухлом лице.
Лукан крепко обнимает его и смеется над выходками сына.
— И то, и другое. Я чертовски счастлив, что я твой папа.
— Ты сказал плохое слово. — Роман улыбается мне и делает хватательные движения руками. — Он должен мне доллар, мамочка.
Я смеюсь, потому что знаю, что будет дальше.
Я лезу в сумку и достаю его дорожную копилку.
Да, именно так.
Копилка для путешествий, которую он заставляет меня носить с собой повсюду, потому что говорит, что у взрослых людей грязные языки, и они сделают его богатым.
Мой маленький предприниматель.
Лукан снова смеется, а затем тянется к заднему карману джинсов и достает бумажник.
Я тоже обратила на это внимание. На нем джинсы и туфли. Ничего
экстравагантного. Так же, как он одевался, когда мы только познакомились.
До костюмов.
— Вот, mio bambino66. — Лукан протягивает Роману пару свежих долларовых купюр, и мой мальчик, не задумываясь, хватает их и засовывает в маленькую копилку. Копилка не может принять еще один доллар, потому что она переполнена. У его дяди Лоренцо самый грязный язык, и он не собирается прекращать ругаться при моем сыне.
— Что нужно сказать, Роман? — Мой мальчик смотрит на меня и демонстрирует отцу свои манеры. В конце концов, я воспитываю джентльмена.
— Спасибо. — Он тихо говорит, прежде чем вернуть мне свое состояние, чтобы я могла хранить его в безопасности.
— Не за что, сынок. — Говорит Лукан, разбивая мне сердце самым радушным образом. Я приветствую эту боль, потому что она самая приятная. Он есть у моего сына, и неважно, что произойдет с нами.
Лукан встает с колен и поднимается во весь рост.
Он стоит уверенно и возвышается над нами.
— О, я забыл. — Говорит Роман, заставляя нас обоих рассмеяться. Это не то, что мы планировали, но это реальность, и это делает ее еще более особенной. — Вот!
Вот так.
Назад пути нет.
Тонуть или плыть.
Роман протягивает отцу бумаги, которые он сжимал в своей маленькой ладошке весь вечер. Они уже помялись, и я вижу небольшое шоколадное пятно от джелато, которое мы съели перед входом в галерею.
Он не выпускал бумаги из рук.
Только после того, как он увидел своего супергероя.
Лукан смотрит на бумаги, которые теперь у него в руках, а затем на меня. Я ободряюще улыбаюсь ему, чтобы развеять его беспокойство.
Он заслужил это.
Они оба.
Я вижу момент, когда до него доходит важность этих бумаг, потому что его глаза слезятся. Мои тоже. Он читает их, и мы втроем стоим в тишине, пока он не заговорит.
— Спасибо. — Он говорит это с таким счастьем и обожанием. Я не знаю, обращается ли он ко мне или к Роману, но это неважно.